Читать «232» онлайн - страница 5
Дмитрий Шатилов
И ненавистники династии, и равнодушные к ней — все они толпились и давили друг друга, стараясь пробиться к грузовикам с едой. Кто мог — хватал свой кусок, однако он был так мал, что многие из тех, кто получил свою долю, все равно потом умерли с голоду. Но пока они были живы и думали, что будут жить дальше, поэтому по-прежнему давили других людей и рвали у них из рук кульки с пищей.
Капитана Глефода не беспокоили кульки. Он стоял в стороне и смотрел, как за них бьются другие. Он видел, как толпа раздавила собаку, которая пыталась достать небольшой кусок для своей небольшой жизни. Толпа раздавила ее как человека. От трупа остались клочья шкуры и кровавое пятно.
Один человек, который вместе с остальными давил собаку, вытер окровавленную ногу о знамя, напоминающее о гурабской династии. Очевидно, он ненавидел старый мир и хотел испачкать знамя кровью, однако не смог этого сделать, ибо оно уже было испачкано и, кроме того, само по себе было красным.
Скорее всего, человек ненавидел красное полотно потому, что на нем были вышиты три белых копья — большое между двумя маленькими. Эти копья символизировали основателя династии и двух его сподвижников, и такое изображение правящая династия даровала Двенадцатому пехотному полку за верность.
Один из сподвижников основателя династии был предком капитана Глефода. Если бы люди, таскающие кульки, узнали, что капитан Глефод — потомок этого сподвижника, они бы бросили свою ношу и, словно безумцы, убили его. Они бы убили Глефода просто за то, что в жилах у него течет кровь человека, из-за которого они нынче вынуждены вести себя, словно безумцы.
Не исключено также, что текущее их настроение просто требовало кого-нибудь убить.
Если бы на месте капитана стоял его отец, маршал Аргост Глефод, с ним бы расправились еще вероятнее, ибо на своего предка он походил больше, нежели его сын Аарван. В последнем из Глефодов не было почти ничего, чем славился этот род, поэтому в лице Аарвана Глефода род его мог существовать даже теперь, в тяжелые времена для родов и славности.
Хотя капитан стоял в стороне от давки, его положение было опаснее, чем если бы он находился в ее центре. С минуты на минуту его могли заподозрить в том, что он пришел не за крупой, солью и сахаром, а за чем-то другим, что не имеет к пище никакого отношения.
По логике толпы, если Глефода не интересовала еда, он явно имел ее источник на стороне, был одним из тех, кто знал, предвидел, а, следовательно, устроил этот голод. Логика толпы работала безупречно: до сих пор, несмотря на отсутствие поставок, Глефод получал от казны скудный, но стабильный паек. Знай люди об этом, они убили бы Глефода, даром, что паек его нисколько бы их не насытил.
Можно даже предположить, что радость от убийства человека, которого ненавистная династия снабжала пайком, затмила бы на время голод, вызванный отсутствием пищи. Капитан понимал это, но, как человек, получающий подачку, не мог судить тех, кто этой подачки не получал.
Глефод удостоился казенного пайка потому, что до сих пор числился капитаном Двенадцатого пехотного полка, чье знамя люди с кульками ныне топтали и рвали на части. Хотя полк, получивший знамя за верность династии, перешел на сторону повстанцев, которые желали эту династию свергнуть, толпа все же не могла простить ему, что он не остался защищать ее и династию, которая номинально сохраняла власть над толпой.