Читать «21.4.Комбат и Тополь: Полный котелок патронов» онлайн - страница 51

История третья, о девушке с питоном

Так что у меня там такого на личном фронте, от чего я впадаю в страшную депрессию, спросите вы? Ведь спросите рано или поздно, даже если поначалу будете делать вид, что это вам совершенно неинтересно!

Скажу. На личном фронте у меня как обычно полный разгром. Дымящиеся руины. Дрезден после бомбардировки союзников.

Разверну-ка свою неказистую метафору.

В общем, сам не знаю, как меня угораздило полюбить очередную принцессу. Вначале была принцесса Ильза, затем Гайка — принцесса Зоны, а вслед за ней появилась Лейла, принцесса кабаре «Овация».

Дочь узбекской матери и русского отца, Лейла танцевала восточные танцы в кабаре на окраине Киева. И по паспорту ее звали Лена. Елена Юрьева.

Нужно сказать, это было совсем небольшое кабаре — безо всякого избыточного пафоса. За столиками сидели люди среднего и чуть-выше-среднего достатка. Конферансье объявлял номера. Сразу же на небольшую, но затейно освещенную сцену вываливался заявленный — фокусник с цилиндром, набитым кроликами, вокалистка в образе Мэрилин Монро (и с теми же примерно вокальными данными), дуэт комиков Лёлик и Болик и моя зазноба — великолепная Лейла…

Великолепная Лейла исполняла один из своих номеров и точно лебедица уплывала за сцену. После Лейлы следовал факир, который, под идиотские комментарии подвыпивших гостей кабаре, глотал саблю, дышал огнем и складывался в восьмерку.

До того как мы с Лейлой познакомились, я смотрел программу в этом кабаре раз пятнадцать и выучил наизусть всё шоу.

Меня раздражал йог. Фокусник с его нескончаемыми платками, связанными на морской манер, а равно и с дурацкими глубокомысленными улыбками вгонял меня в сон. «Мэрилин Монро» казалась (да и была) пошлой тупой коровой, а хрестоматийное «пу-пу-пи-ду» из знаменитой песни «Ай вонна би лавд бай ю» кабарешная Мэрилин пропевала как «бу-бу-бу-бу». Тоска. Зато когда выходила Лейла…

Ее номера просто заколдовали зал.

Иногда она просто исполняла танец на какую-то странноватую арабскую музыку с ощутимым преобладанием барабанов. Выписывала кренделя ручками и ножками, вращала своей красивой гладкой попой, трясла аккуратным нежным животом.

Иногда она выходила на публику с огромным песочного цвета питоном, который сонно извивался вместе с ней…

Она томно целовала питона.

Она давала ему ползти по себе, чувственно отставив руку, унизанную перстнями.

Она боролась с ним и это был самый соблазнительный вид борьбы, который я видел в своей жизни.

Это потом, когда мы с Лейлой стали, так сказать, близки, я узнал, что питона она брала напрокат в виварии медицинского университета. Что смешной питон, наевшись до отвала лабораторных мышей, фактически спал с открытыми глазами. И что вся эта борьба была фикцией, призванной увеселить подвыпившую публику…

А тогда это был для меня эпос. Ожившая сказка из 1001-й ночи.

Ну а когда Лейла выходила на сцену с канделябром на макушке (этот канделябр держался на особого рода шапке, которую танцовщица надевала на голову), когда она начинала выписывать своим мягким задком фигуры, а на голове у нее пылали две дюжины свечей, я был готов упасть перед ней на колени и молить, молить ее, нет, не о любви, а хотя бы о том, чтобы она посмотрела в мою сторону.