Читать «Возникновение и развитие научного факта - 1» онлайн - страница 70

Интересно отметить, что сам Вассерман думал об этом впоследствии. «Я прошу учесть, что, разрабатывая серодиагностику сифилиса, я руководствовался вполне сознательно идеей поиска диагностически значимого амбоцептора, т. е. вещества, связывающего антиген, а затем, когда процесс подходит к точке насыщения, связывающего добавляемый комплемент, в соответствии с законами Борде и Эрлиха. В качестве антигена мы с моим сотрудником Бруком использовали вытяжки из органов людей, больных сифилисом, и обезьян, которых А. Нейссер искусственно заражал этой болезнью».

Если рассматривать эти высказывания беспристрастно, то ни в коем случае, при самом позитивном отношении к автору, нельзя согласиться с его словами. Вассерман не искал в своих первых работах «диагностически значимый амбоцептор». Он, прежде всего, искал «сифилитические вещества», которые, как он полагал, являются «растворенными микроорганизмами», т. е. антигенами, а вовторых, «специфические антитела, противостоящие веществу микроорганизмов, вызывающих сифилис», т. е. специфический амбоцептор. Впоследствии выяснилось, что (1) демонстрация наличия сифилитических веществ (антигенов) абсолютно ничего не дает для диагностики; (2) что амбоцептор, обнаруживаемый с помощью реакции, если и является таковым, то ни в коем случае не может считаться специфическим по отношению к данной инфекции. Таким образом, конечный результат исследования существенно отличается от того, что было задумано. Спустя пятнадцать лет в мысли Вассермана происходит отождествление намерений и результатов. Ломаная линия развития, этапы которого он, безусловно, глубоко переживал, теперь предстает как прямой целенаправленный путь. Да и могло ли быть иначе? Все это время Вассерман проводил дальнейшие эксперименты, постепенно утрачивая осознание собственных ошибок. Теперь он уже не мог бы «64 раза находить специфический антиген в 69 вытяжках из сифилитической ткани» и получить в 14 контрольных опытах одни лишь отрицательные результаты.

Итак, можно говорить о твердо установленных фактах, которые, по-видимому, являются парадигмой многих открытий: из ложных посылок и невоспроизводимых начальных экспериментов, после множества ошибок и ложных ходов, возникло открытие огромной важности. Основные действующие лица этой драмы не могут поведать нам, как именно это произошло. Они рационализируют, идеализируют пройденный путь. Одни очевидцы говорят о счастливом случае, другие, подчеркивая свое положительное отношение, — о гениальной интуиции. Суждения одних и других не имеют научного значения. Те же самые люди не поступали бы столь поверхностным образом, когда бы речь шла о решении научной проблемы. Не значит ли это, что теория познания — это не наука?