Читать «10 жизней Василия Яна» онлайн - страница 142
Иван Валерьевич Просветов
О том, что случилось в семье, знали только те, кто не мог не знать. Для всех других Миша Янчевецкий уехал в длительную командировку на север. «Миша пишет хорошие, оптимистичные письма, говорит, что много работает и над любимым делом, и над собой, много читает, занимается самообразованием, – сообщал Ян Александре Огневой. – Мы с нетерпением ждем его возвращения» [19].
Погружаясь в прошлое, Ян не забывал о том, что диктовало настоящее. «Да хранит тебя нимфа удачи! Но от тебя требуется неусыпная осторожность, чтобы не сделать по рассеянности ненужных вещей», – предупреждал он дочь Женю, преподававшую историю зарубежного театра в ГИТИСе. В конце 1940-х Василий Григорьевич по просьбе издательства подготовил «Творческую автобиографию» и дополнил ее словами: «В моих книгах я старался рассказать о героизме мирных народов, дававших мужественный отпор любым вторгавшимся в их пределы хищникам… Этим я надеялся внести свою посильную долю в дело торжества справедливости и добра, в великую идею мира, знаменосцем которой был и навсегда останется товарищ Сталин». Так полагалось. В Сталина верили, даже если осознавали, какую государственную систему выстроил «мудрый вождь и учитель». После великой победы этот человек стал абсолютно велик и всевластен. Анна Ахматова, когда под следствием оказался ее сын, на день рождения Сталина сочинила панегирик: «И благодарного народа вождь слышит голос: „Мы пришли cказать – где Сталин, там свобода, мир и величие земли!“».
Единственная критическая ремарка о настроениях времени, обнаруженная мной в записках Яна, касается отказа «Литературной газеты» напечатать его статью о Ленинской библиотеке. Дата – 9 февраля 1950 года. « [Редакция] известила, что гонорар за нее все-таки мне выплатят. А мне этого и не нужно. [Статья] не пойдет потому, что написана не в том стиле, как требуется «у нас», а я писал очень точно и спокойно, без той истерики, которая сейчас завелась, т.е. кого-то громить» [20].
«Литературная газета» – печатный флагман борьбы с космополитизмом и безыдейностью – разогналась настолько, что принялась разбирать творчество лауреатов Сталинской премии: прозаиков Катаева, Панферова, драматурга Софронова. Ее главный редактор Ермилов еще в марте 1949 года на совещании в отделе агитации и пропанганды ЦК ВКП (б) пообещал вести «борьбу за советский патриотизм гораздо более углубленно». Но, в конце концов, потерял чувство меры и начал подкапывать под генерального секретаря Союза советских писателей Фадеева, якобы не сумевшего «мобилизовать литераторов на повышение идейно-художественного качества литературы». Фадеев пожаловался Сталину, и в феврале 1950 года Ермилова сняли с должности. Сейчас публично-закулисное соперничество писателей и критиков за то, кто вернее понимает указания партии и настроения ее вождя, кажется дурной фантасмагорией. Но тогда это был вопрос творческой жизни и смерти, а подчас не только творческой. Одни интриговали, другие приспосабливались, третьи старались, как могли, держаться в стороне.