Читать «10 жизней Василия Яна» онлайн - страница 122

Глава 9. Сталинская премия

Василий Ян не хотел уезжать из Москвы. Он хотел попасть в народное ополчение и подал заявление в МК ВКП (б). Но Ян давно перешагнул порог возраста, до которого еще брали в ополченцы. Ему ответили: «Перо может быть так же нужно фронту, как и оружие».

21 июля 1941 года Василия Григорьевича Янчевецкого приняли в Союз писателей СССР, выдав билет №3417 [1]. Как член союза, он мог рассчитывать на место в эвакуационном списке. Армии Западного фронта и дивизии народного ополчения не смогли сдержать натиск германской военной махины. 15 октября бои шли уже в ста километрах от Москвы. В тот же день Государственный комитет обороны принял решение об эвакуации из столицы правительственных учреждений, военных управлений и важнейших предприятий. Секретарь СП СССР Александр Фадеев лично следил за отъездом писателей. Как позже докладывал он Сталину, с 14 по 16 октября Москву по спискам союза покинули примерно 500 человек – члены и кандидаты со своими семьями, а также работники аппарата СП [2]. Яна среди них не было.

Михаил Янчевецкий, досрочно выпущенный из училища с петлицами лейтенанта, еле уговорил отца уехать, добыв ему место в эшелоне подшипникового завода. Вечером 22 октября он поднялся на четвертый этаж дома в Столовом переулке. «Отец побледневший, но внешне спокойный, немного походил в дорожном одеянии на того, каким был двадцать лет назад в Сибири. Он был молчалив и рассеян среди свертков и узлов с книгами, рукописями и немногими носильными вещами… Мы проехали по темным и безлюдным улицам; черное небо иногда прорезали голубые лучи прожекторов и прошивали цепочки трассирующих пуль, вспыхивали звезды разрывов зенитных снарядов, и мы вспомнили цепеллин, пролетавший над Бухарестом в 1916 году» [3].

Поезд следовал в Куйбышев. В дороге Ян вел дневник на форзаце и авантитуле старой книги – биографии Овидия, своего любимого античного поэта.

«24/X. Павелец. Много эшелонов пустых на запасном пути… Думаю о Золотой Орде, читаю Овидия. Идем на Ряжск…» [4]. «26/X. Стоим на малых полустанках… Я читаю корректуру «Батыя»…». «29/X. Проснулся в темноте. Находимся в 6 км от Мичуринска… В 10 утра поехали обратно на Ряжск. Пробыли в Ряжске целый день… Высоко в небе как «галочка» летал немецкий самолет-истребитель. Около него лепились черные дымки наших зениток… Написал целую главу про Каллисфена. Мороз. Все засыпано мелкой снежной пылью» («Смерть Каллисфена» – продолжение «Огней на курганах»; Ян надеялся когда-нибудь вернуться к жизнеописанию Александра Македонского [5]). «30/X. Уже идем по пути на Моршанск, Пензу, Сызрань и Самару… Поезд медленно, но непрерывно движется вперед» (Ян по старинке называл Куйбышев Самарой).

«1/XI. Безнадежно застряли на малом полустанке. Несколько поездов (говорят, везут раненых) и с разобранными станками заводов нас обогнали. Все варят себе щи и чай в степи близ полотна. Я читаю «Разговоры переводчика». 3—4 часа дня. Ст. Башмаково. Все ждут поездов… Полная неизвестность, отсутствие начальства и организованности. Но все притихшие… Один красноармеец говорит: – У немца призваны пацаны по 16 лет. Они летчики или танкисты, прошли обучение. А у нас прислали пополнение пацанов, так бой начался, а они кричат: «Мамонька, ратуй!». «4/XI. Утром стояли в Пензе… Кругом станции толпа, все рвутся на восток, и у всех в глазах страх и отчаяние…». «6/XI. Прибыли в Сызрань… Перед Куйбышевым еще застава и проверка документов… Я сам достаю кипяток из отводной трубки паровоза. А Москва далеко как сон. Около 3 часов дня подъехали к Волге. Какой величественный вид! Открылась грандиозная панорама. Сине-стального цвета вода, тихая, едва рябится. Песчаные острова, на той стороне лиловые леса и над всем этим грозовые тучи, пронизанные лучами солнца… Неужели все это достанется немцу из-за нашей растяпистости, ротозейства и [неразборчиво]?»