Читать «"По дороге в Рай..." ...или Беглые заметки о жизни и творчестве Константина Кинчева...» онлайн - страница 24

– Не сделаете, – с дрожью в голосе, с надрывом и тоской произнес Кинчев. – У вас такие глаза... дабрые... позвольте, я руку вам поцелую... позвольте... – перешел он уже почти на шепот.

- Не-е-ет!!! – заорала вдруг тетенька и совсем впечаталась в стену спиной, подавшись всем телом назад, подальше от "соблазнителя".

– Что ж... – с нотками последнего отчаяния и скорби прошептал Кинчев, – ...что ж, тогда хоть столик ваш я поцелую. – И действительно припал губами к полированной крышке стола...

Доиграв эту сцену, выдержав паузу по всем правилам, он вдруг резко встал, повернулся и пошел в сторону своего номера. Как оскорбленный любовник, не меньше... Обалдевшая тетка с приоткрытым ртом и выражением изумления и тихого ужаса в глазах смотрела ему в спину.

А песни он, конечно же, все равно орал каждую ночь. Не может он не петь, ну что тут поделаешь!

В гостинице мы познакомились с польской журналисткой, которую интересовала проблема панков. Я представила ей Костю – почему-то Урзула решила, что Кинчев - панк, - и они договорились об интервью. Тогда предполагались гастроли "Алисы" в Варшаве и лишняя реклама, думалось, не помешала бы.

Урзула мне потом рассказала:

– Я ждала до полуночи. Потом поняла, что он не придет, легла спать. В три часа кто-то громко постучал в дверь. Я открыла. Молодой человек с полотенцем в руках влетел в комнату, громко крикнул: "Где он?" Я так растерялась, ничего не поняла, не знала, что ему ответить. Он стал заглядывать под диван и все кричал: "Костя, эй, Костя!"

– Вы не знаете, где он? – снова спросил меня и убежал.

Как выяснилось, это был Паша, Поль-Хан Кондратенко, тогдашний клавишник "Алисы".

Я все интересовалась, почему Пашу так зовут – Поль-Хан? И вот что мне рассказал художник группы Андрюша Столыпин:

– А это мы как-то сидели на даче и каждый рассказывал свою родословную. Мы с Петром Сергеевичем – Самойловым – все выясняли, чей род древнее: Столыпиных или Самойловых.

– А что, ты из тех самых Столыпиных?

– Из тех. А он – из тех Самойловых. Ну, помнишь, у Брюллова графиня Самойлова?

– Понятно...

– Ну вот, спорили мы, спорили, а тут Паша и говорит: "Ну и подумаешь, у меня предок тоже был... татарский хан..."

– Ах вот что... Отсюда и Поль-Хан?

– Отсюда.

– А Кинчев слушал-слушал, потом смотрим – нет Кинчева. Вышли на крыльцо, а там Кинчев сидит мрачный, чуть ли не слезы в глазах. "Ты чего?" – спрашиваю. "А того, – отвечает Костя. – Все, мля, графья... Аристократы, мля... Один я плебей... чурка беспородная..."

Подвиги потомка ханов визитом к иностранной журналистке не закончились.

В Таллинне проходили республиканские выборы в Советы. Помните об этом говорилось в реплике Добровицкой? В тот день перед концертом мы вдруг с Костей разговорились и выяснили, что "Гессе – вот это действительно круто", что "Андреев, да - клево, классно пишет, но – чернуха, ломает, да? И тебя?", что "карамазавщина в каждом из нас, куда деваться", "но во мне... если только Митя... Митя? Митей звали? Нет, не Иван, Иван – чернуха, и умничает больно. А до Алеши – куда мне? Митя. Он ближе всех..."; Когда мы обменялись соображениями типа: "и что тебя все тянет на край? по краю походить? зачем?" – "А сама-то..., а сами-то вы? А-а-а, вот то-то...", "а у Есенина "Сельский часослов" лучше всего...", "а у... " – ну и так далее; когда мы выяснили все и все обсудили, до концерта еще осталось время. Была возможность собраться, сконцентрироваться, подготовиться, привести себя в порядок. Что Кинчев и сделал.