Читать «Зеленая женщина» онлайн - страница 90

Однако дрогнувший голос ее не внушал уверенности, что это так уж легко удастся. И она по-прежнему, не отрываясь, пытала Виктора взглядом.

— Врет! — заключил Генрих.

Ерническая манера речи, на которую Виктор сбивался, сам, верно, того не замечая, не исключала, однако, действительно сильных чувств: быстрый, словно ищущий, но нигде не задерживающийся взгляд, множество порывистых жестов и мелких движений.

— И ты это сделал? — спросила О-Тоси — Тося, маленькая, крепенькая балерина, японка. По-русски она говорила не совсем чисто, но с недоумением ясным, без акцента.

— Я не хотел.

Этого, кажется, Куцерю до сих не хватало — самого простого, не осложненного никакими двусмысленными интонациями вопроса. Теперь Виктор обращался только к Тосе, доверившись ее искреннему удивлению.

— Я не хотел. Все произошло… Я хотел отравиться. Надо сходить со сцены в расцвете славы. Хлоп! И меня несут. Приспущенные знамена. Женщины преклоняют колена. Вот так… А потом я, типа, перестал понимать, что задумал. В голове смешалось. Будто на стол подали, а гостей нету. Накрытый стол. И никого. Как же ты мимо пройдешь?!

— Сволочь! — бросила кто-то из женщин, но Куцерь не запнулся.

— …Нашло. Накатило. Я ничего не думал. Клянусь, Тося! — голос взлетал. — Клянусь вот… японским твоим богом клянусь, я ничего не думал. Будто кто-то вел. Голос вел. Да, верно, — мимоходом, не обернувшись, он махнул в ту сторону, где почудилась ему возражение. — Будто в ухо шепот. Ну, бля, чего ждешь?!

— Под шизу косит, — отметила Надя.

— …Турка, кофе. А у меня пузырь…

— Где он сейчас? — жестко перебил Генрих.

— В унитазе… Но это когда? Потом. Я делал уже всё… Выученная роль, когда она в теле. В голове свое, где на бутылку перехватить? — па-де-буре, не меняя ноги, — частью мозгов считаешь такты, музыка — Никола уронил меч и с перекошенной рожей летит по кругу, не смея вернуться, тебя смех разбирает — Лешка шепчет под гром литавр: папа, папа! — ты успеваешь ответить: сынок! — и вылетаешь в тур, ничего не помня, — гром оваций! аплодисменты, рев! вся эта прорва, эта безголовая прорва, мрак, откуда режет глаза прожекторами — мрак и свет, утроба ревет восторгом! И ты ничего не помнишь.

Он должен был перевести дух, пытаясь сообразить, куда его занесло.

— Вот… Как увидел кофе, нащупал в кармане пузырек, я как будто… Ты все чувствуешь, все видишь, слышишь, все одновременно, чувствуешь, видишь и слышишь даже больше того, что понимаешь, — ты везде и в бесчувствии. Только компьютер щелкает. Ты как будто раздвоился…

— Под шизу косит, — отметила опять Надя.

— …Я ничего не чувствовал, и все я прекрасно чувствовал и понимал. И сам по своей воле делал… хотя происходило помимо меня, помимо воли. И все время помнил, что могу остановиться… не делать этого. Я все время помнил: не зарывайся, не зарывайся! Да! Ничего другого. Где-то я все время себя остерегал: надо остановиться, как только затылком, вот, спиной, нервами почую опасность. Я мог устроить это десять раз, десять тысяч раз! Как нефиг делать! Я десять раз, десять раз остановился! Дух захватывает. И страшно, дико страшно, и в груди какая-то гадость — восторг. — Виктор поспешно жестикулировал, показывая невнятными полужестами, где он стоял, где рояль и где что. — Никого не было. А заметят — хрен с ним. Заметят, малейший взгляд — забрать турку. Фу, пойло, остыло — унести и выплеснуть. Я это все отлично продумал. Хотя, говорю, пофиг мне было, что там со мной станется. Другого случая не будет — вот что! Подсел я на эту хрень, в голове стучит: такое не повторится.