Читать «Внуковскій лес» онлайн - страница 27

Тим, надо сказать, этих путешественников не любил и гонял их еще яростнее, чем кошек.

Однажды я столкнулся в лесу с собачьей стаей. Предводительствовал над разномастными и разнокалиберными псами крупный черный кобель. Собаки залаяли. Я остановился, сжимая в руках палку. Кобель подошел ко мне, повернулся к стае и грозно рыкнул. Собаки поджали хвосты и пропали в кустах.

— Пойдем вместе? — спросил я.

Кобель мотнул тяжелой башкой.

Он проводил меня до ворот поселка, постоял, глядя на дома, повернулся и убежал. Наверное, он вспомнил что-то из своей прошлой жизни и решил прогуляться с человеком.

Итак, коты во Внукове в основном были домашние, собаки бродячие, но и здесь случались отступления.

Михайловские держали черного пуделя, мирного и спокойного пса, но его почему-то побаивались: вероятно, сказывались отголоски литературных историй о связи пуделей с чертовщиной.

За Катисонами повсюду бегал кокер-спаниель, готовый сожрать все, что влезало в пасть. Как и все спаниели, он был добр и глуп, за что ему легко прощались мелкие пакости.

У Эрнста Сафонова жили черно-белый английский кот, волнистый попугай и карликовая пуделиха Мери.

О семействе Сафонова следует рассказать подробнее.

Я уже говорил, что Эрик был главным редактором газеты "Литературная Россия" и по совместительству преподавателем Высших литературных курсов, где мы с ним и познакомились. После этих самых курсов я стал жить, как у нас говорили, на творческом хлебе. В середине восьмидесятых это могли себе позволить не только классики, но и простые писатели вроде меня. Через два года на третий у меня издавались книги, регулярно публиковались рассказы и повести в журналах. Советский Союз был велик, журналы выходили повсеместно, и всегда можно было выбрать издание по душе. А мне и выбирать не надо, печатался в родной "Маладосцi", благо там не обиделись на то, что я "омоскалился".

Сафонов тоже часто публиковал мои рассказы в "Литературной России", и это наряду с дачей во Внукове меня и сгубило. Я оказался абсолютно не готов к слому, случившемуся в начале девяностых.

А признаки катастрофы не замечали одни простаки. Громче, чем обычно, заговорили о своей исключительности националы. Люди чаще стали сравнивать нашу жизнь и заграничную, и ясно, в чью пользу были эти сравнения. Как-то смикшировалась руководящая и направляющая роль КПСС. Особенно заметно это было в провинции.

У меня тяжело заболели сначала мать, затем отец. Я стал чаще бывать в Речице, привозил дефицитные лекарства и продукты, просто сидел у постели родителей.

В конце семидесятых о Речице я делал передачу на республиканском телевидении, знал местное начальство и по старой памяти решил зайти к первому секретарю райкома партии. Помощница секретаря почтительно раскрыла мой писательский билет с профилем Ленина на обложке, записала данные в книгу посетителей и открыла дверь в кабинет:

— Проходите.

Хозяин кабинета принял меня радушно, а когда узнал, что я ничего просить не собираюсь, и вовсе растаял.