Читать «Шурик - Повелитель травы» онлайн - страница 167

Александр Павлович Клыгин

На бульваре гремела музыка: «А любовь в тебе и во мне, как опиум! Ум! Ум! УМ!!!» Шурик чуть не рассмеялся, пробившись сквозь придавившую его подушку отчаяния.

«Опиум — это ум, — мысленно смеялся наш герой. — Религия — опиум для народа. Нет, ум — гораздо более сильный опиум!»

На бульваре влюбленных парочек было даже больше, чем на площади. Шурик никогда раньше не обращал на них внимания — ну, тусуется молодежь и тусуется. Но дяде Сэму вид счастливых молодых людей вставал поперек горла. И Шурик заставлял его смотреть — точно так же, как недавно дядя Сэм заставлял Шурика смотреть на фашистские гомосексуальные оргии.

«Теперь тебе будет плохо, Сэм! — мысленно злорадствовал Шурик. — Смотри, сцука, смотри!»

Печаль и отчаяние вцепились изнутри в горло Шурика и начали душить его. Дойдя до конца бульвара, Повелитель Травы присел на лавочку и стал смотреть на людей. Рядом с ним уселись парень с девушкой. Парень достал из сумки книгу, Шурик краем глаза рассмотрел на обложке имя Роджера Желязны.

— Это интересно? — спросила девушка.

— Это лучший писатель в мире! — восторженно рассказывал парень. — Так у него все замечательно описано! Вот мне особенно нравится…

Шурик ненадолго выпал из реальности. Дяде Сэму очень поплохело — как ни насаждал он православно-славянско-фашистскую идеологию в умы современной молодежи, ребята все равно читали Желязны и слушали «Энигму».

Повелитель Травы беззвучно смеялся в лицо дяде Сэму, а тот давил врага волнами зеленой тоски и черной депрессии.

— Не выйдет! — выкрикнул дядя Сэм.

Парень с девушкой поднялись с лавочки и направились к Пушкинской. Шурик, сфокусировав взгляд, увидел, как на него надвигается очень тухлый бомжик.

— Братан, можно, я прилягу? — громко спросил бомж у Шурика.

Обкуренному магу не хотелось вступать в беседу с этим дерьмом, поэтому он просто кивнул. Бомжик рухнул на скамейку справа от Шурика и начал вонять.

Шурик шумно выдохнул набившееся в нос зловоние, встал с лавки и быстро пошел обратно по бульвару.

И в какой-то момент у нашего героя возникло странное ощущение, описанное Карлосом Кастанедой в «Даре Орла»: «Я чувствовал себя экраном, на который проецировались чужие чувства печали и тоски». Неожиданно Шурик ощутил, что все это отчаяние, которое поднимается внутри него безо всякой причины, — это чужое отчаяние.

Осознание этого было таким шокирующим, что Повелитель Травы как вкопанный остановился посреди Тверского бульвара, напротив серой готической громадины МХАТа.

— Это не мои чувства, — растерянно пробормотал Шурик. — Это не мои чувства… не мои чувства…

Потрясенный осознанием этого и свободный от океана зеленой тоски, наш герой пошел дальше. Подушка отчаяния дяди Сэма по-прежнему давила на него, как навозный шар на скарабея, но теперь Шурик чувствовал, что он и эта подушка не есть одно и то же. Они шли рядом — Шурик и тоска дяди Сэма. Они шли рядом, будучи не в силах ни слиться, ни расцепиться.

«Внутри я уже освободился, — быстро думал Шурик. — Любому экзистенциалисту этого уже было бы достаточно, но я, как подлинный ницшеанец, должен освободиться и внешне, иначе не будет мне покоя…»