Читать «Собрание стихов» онлайн - страница 16

Владислав Ходасевич

Блажен, кто завлечен мечтою В безвыходный, дремучий сон, И там внезапно сам собою В нездешнем счастьи уличен.

1922

x x x

Покрова Майи потаенной Не приподнять моей руке, Но чуден мир, отображенный В твоем расширенном зрачке.

Там в непостижном сочетаньи Любовь и улица даны: Огня эфирного пыланье И просто - таянье весны.

Там светлый космос возникает Под пологом ресниц. Он кружится и расцветает Звездой велосипедных спиц.

1922

x x x

Большие флаги над эстрадой, Сидят пожарные, трубя. Закрой глаза и падай, падай, Как навзничь - в самого себя.

День, раздраженный трубным ревом, Небес надвинутую синь Заворожи единым словом, Одним движеньем отодвинь.

И закатив глаза под веки, Движенье крови затая, Вдохни минувший сумрак некий, Утробный сумрак бытия.

Как всадник на горбах верблюда, Назад в истоме откачнись, Замри - или умри отсюда, В давно забытое родись.

И с обновленною отрадой, Как бы мираж в пустыне сей, Увидишь флаги над эстрадой, Услышишь трубы трубачей.

1922

x x x

Гляжу на грубые ремесла, Но знаю твердо: мы в раю... Простой рыбак бросает весла И ржавый якорь на скамью.

Потом с товарищем толкает Ладью тяжелую с песков И против солнца уплывает Далеко на вечерний лов.

И там, куда смотреть нам больно, Где плещут волны в небосклон, Высокий парус трехугольный Легко развертывает он.

Тогда встает в дали далекой Розовоперое крыло. Ты скажешь: ангел там высокий Ступил на воды тяжело.

И непоспешными стопами Другие подошли к нему, Шатая плавными крылами Морскую дымчатую тьму.

Клубятся облака густые, Дозором ангелы встают, И кто поверит, что простые Там сети и ладьи плывут?

1922

x x x

Ни жить, ни петь почти не стоит: В непрочной грубости живем. Портной тачает, плотник строит: Швы расползутся, рухнет дом.

И лишь порой сквозь это тленье Вдруг умиленно слышу я В нем заключенное биенье Совсем иного бытия.

Так, провождая жизни скуку, Любовно женщина кладет Свою взволнованную руку На грузно пухнущий живот.

1922

БАЛЛАДА

Сижу, освещаемый сверху, Я в комнате круглой моей. Смотрю в штукатурное небо На солнце в шестнадцать свечей.

Кругом - освещенные тоже, И стулья, и стол. и кровать. Сижу - и в смущеньи не знаю, Куда бы мне руки девать.

Морозные белые пальмы На стеклах беззвучно цветут. Часы с металлическим шумом В жилетном кармане идут.

О, косная, нищая скудость Безвыходной жизни моей! Кому мне поведать, как жалко Себя и всех этих вещей?

И я начинаю качаться, Колени обнявши свои, И вдруг начинаю стихами С собой говорить в забытьи.

Бессвязные, страстные речи! Нельзя в них понять ничего, Но звуки правдивее смысла И слово сильнее всего.

И музыка, музыка, музыка Вплетается в пенье мое, И узкое, узкое, узкое Пронзает меня лезвие.

Я сам над собой вырастаю, Над мертвым встаю бытием, Стопами в подземное пламя, В текучие звезды челом.

И вижу большими глазами Глазами, быть может, змей, Как пению дикому внемлют Несчастные вещи мои.

И в плавный, вращательный танец Вся комната мерно идет, И кто-то тяжелую лиру Мне в руки сквозь ветер дает.

И нет штукатурного неба И солнца в шестнадцать свечей: На гладкие черные скалы Стопы опирает - Орфей.