Читать «Подари себе рай (Действо 2)» онлайн - страница 17

- А ты бы попросил Отца прояснить для тебя его отношение к пьесе и к драматургу, - Иван с любопытством ждал реакцию Никиты на его предложение. А тот бросил на него уничтожительный взгляд - мол, ты что, держишь меня за абсолютного идиота, с такими просьбами к Сталину обращаться.

- Тем более, что он и устройству его на работу во МХАТ'е способствовал, и пьесу в репертуаре велел восстановить, - добавил Сергей. Я "Дни Турбиных" тоже смотрел не единожды. И отношение к ней и Булгакову Хозяина разделяю.

"Попробовал бы ты не разделять", - внутренне усмехнулся Иван. Вслух сказал:

- Согласен. И не вслепую, а вполне осознанно. Мы знаем отношение всех левых. Их много, и лают они остервенело. Видимо, в том-то и главное отличие вождя от невождей, что он и смотрит проницательнее, и видит дальше и глубже, и более всеобъемлюще. А ты как-никак у нас вождь московский. Хочешь им оставаться, расти дальше - вникай, тренируй мозг.

Никита разлил по стаканам оставшуюся в бутылке водку, не дожидаясь никого выпил, отошел к окну. "Черт с вами, - беззлобно подумал он. - Вы правы. Буду ходить на эту злосчастную пьесу, пока не уразумею, что к чему. Иначе... иначе может получиться по поговорке: чем выше по чину, тем видней дурачину. И - как точно это сказано".

Башни Кремля с немой укоризной взирали на большой круглый бассейн, расположенный несколько поодаль на том же берегу Москва-реки. Над ним, несколько сдвинутый в сторону, сквозь белесую дымку времени, убегавшего вспять, едва читался прозрачный контур огромного храма. Вокруг бассейна лежали сугробы грязного снега. В голубоватой воде плавали и мужчины, и женщины, и дети. Раздавались то и дело веселые крики, радостный визг, восторженные возгласы. В саунах парились юноши и девушки. Обнимались. Целовались. Совокуплялись. Смрад от блуда витал в воздухе. Дымка постепенно рассеивалась, рассеивалась, и вот уже на месте бассейна стояли огромные металлические башмаки, обозначая контуры какого-то будущего здания. Судя по размеру башмаков здание это должно было быть гигантских размеров. Едва видимые штрихи, обозначавшие циклопическую башню, убегавшую в небо, тоже постепенно растаяли. И вот появились зловещие клубы черного дыма. Он поднялся над землей и стало видно, как прозрачные купола величественного храма падают, разваливаясь на куски. Стоявшая в отдалении толпа стонала. Вопли отчаяния, ужаса, проклятия неслись трагическими волнами во все стороны. Словно кто-то бросил спрессованное в черную глыбу горе в беззащитную, обнаженную, жаждущую ласки и радости душу. И она гибнет, не имея ни действенной защиты, ни достойного иммунитета. Да и есть ли он, иммунитет, который мог бы спасти от подлости, мерзости, предательства и разора?

Каганович и Хрущев стояли на берегу реки и наблюдали за тем, как идут работы по сносу - как выразился Лазарь Моисеевич - "этой чертовой молельни". Трижды подбегал командир саперов, розовощекий черноусый комбриг с орденом Красного знамени на груди, докладывал: "Что делать, Лазарь? Не берет взрывчатка эту окаянную махину". "Какого хрена паникуешь?! Не мне тебя учить, Григорий, - взрывался Каганович, знавший комбрига с Гражданской. - Добавь динамита, мать твою!" "Боюсь, не повредить бы здание Библиотеки Ленина. Ведь это же бывший Румянцевский музей". "На все насрать! Приказываю - взрывай!" Когда стали, наконец, рушиться никак не поддававшиеся стены, сказал: "Я было думал эта церква заколдованная." Утер пот с лица, обильно проступивший словно после тяжкой работы, велел шоферу принести из машины термос с коньяком и бутерброды. Чокнулись металлическими стаканчиками. "За твой рост, Никита. Скоро передам тебе столичную парторганизацию. Уверен, теперь тебе вполне по зубам эта высокая должность. Добивай старое, созидай новое!" "За наш святой партийный труд, тяжкий и сладостный вместе!"