Читать «Встречи на футбольной орбите» онлайн - страница 35

Андрей Петрович Старостин

На сцене, не обращая никакого внимания на приветственные аплодисменты, как будто и не слыша их, он неторопливо снял и повесил на спинку стула пиджак, закатал манжеты белой рубашки по локоть и встал в позицию, как он стоит в бронзе на площади своего имени в Москве.

Поэт приготовился работать. Иначе не скажешь: ни к чему другому так не готовятся. Да он и работал, увесистыми ударами своего баса вбивая слова в сознание аудитории, как гвозди, по самую шляпку.

Шаляпинской мощью веяло от всей фигуры поэта. Мне довелось видеть и слышать Ф. И. Шаляпина в Большом зале Консерватории. Природа обоих щедро одарила: и голос, и стать, и творческий темперамент. Умел всем этим пользоваться Владимир Владимирович. Прямо-таки подавлял напором и непримиримостью. Говоря футбольным языком, действовал только в атакующем стиле. Я съежился, сидя на стуле, чувствовал себя этаким «премногомалозначащим» под наступательным порывом махины.

Но вот ведь что главное – послушаешь Маяковского и хочется самому значить больше. Такой эмоциональный заряд запускал он в зал, что и не согласен, да согласишься.

Организатор лекций Павел Ильич Лавут рассказывал мне, с какой ответственностью относился Владимир Владимирович к открытым выступлениям. «Сцена, эстрадная площадка – это публичный бой за идею в поэзии, – говорил поэт. – Надо вести свою линию и обеспечивать ее торжество при всех обстоятельствах». Чтобы привлечь внимание к наиболее актуальному разделу программы вечера, заготовлялся «рабочий вопрос к докладчику» с заранее составленным ответом. Написанный каламбур не оставлял оппонентам ни одного шанса на успех, а разящие экспромты Маяковского дополняли разгром очередного дилетанта.

По натуре Владимир Владимирович был игрок спортивно непримиримого характера, верящий только в свои личные возможности и способности. Бега он совершенно не признавал – «я там ничем не распоряжаюсь – хозяйничает наездник и лошадь». Вот бильярд другое дело. У них шла непрекращающаяся дуэль с Иосифом Павловичем Уткиным. Разные по темпераменту, они и игру вели непохожую. Игра Уткина была менее открытой, но более технической. Маяковский играл размашисто, широко.

Владимир Владимирович любил быть в центре внимания всей бильярдной. Однако развязных суждений и реплик со стороны зрителей не терпел. Однажды расфранченный посетитель, с массивной золотой цепочкой через весь жилет, напыщенный, громко стал комментировать игру Маяковского. Согнувшись, выцеливая шар, поэт исподлобья, предупредительно зло скосил глаз на самодовольного франта. Тот не унимался. Маяковский, под очередную реплику франта вогнав победный шар в лузу, распрямился во весь рост и презрительно пророкотал: «Златая цепь на дубе том»…

В чудесное весеннее утро, когда чистое небо, восходящее солнце, чуть начинающая зеленеть листва, свежий воздух и молодые годы переполняют душу жизнерадостностью, я, красноармеец второго года действительной службы, нес дежурство по штабу Московской пролетарской стрелковой дивизии, расположенному в Бироновском дворце в Садовниках. Принесли утренние газеты. Читаю – глазам не верю. «Вчера…», и тут же предсмертное письмо Маяковского, оканчивающееся «я с жизнью в расчете, и не к чему перечень взаимных болей, бед и обид».