Читать «Встречи на футбольной орбите» онлайн - страница 25

Трагически закончилась славная карьера другого мастера-наездника И. Д. Назарова. На старте для рысаков элитного класса ему пришлось резко приостановить свою любимую, знаменитую по выигрышам больших призов, в том числе и «Дерби», серую кобылу Былую Мечту: с поля, «подрезая» ей ноги в погоне за бровкой, устремился другой рысак, грозил неминуемый сбой. Кобыла вздыбилась от сильного упора на задние ноги и зависла в воздухе, замерев на какое-то мгновение в вертикальном положении. Но центр тяжести перешел критическую точку, и Былая Мечта осела всей тяжестью на оказавшегося внизу наездника, сдавив ему грудную клетку своим мощным крупом.

– Кобыла-то не виновата, я сам вожжи перетянул, – теряя сознание, оправдывал свою любимицу наездник.

Но, назвавшись груздем, надо лезть в кузов. К пяти часам утра я появился в конюшне у Бондаревского. Она размещалась в центре лошадиного царства, раскинувшегося в тылу Ленинградского проспекта, от Белорусского вокзала до ипподрома. Свыше трех десятков зданий барачного типа, с фрамугами вместо окон, закреплены за самостоятельными тренерскими отделениями, во главе которых стоит мастер-наездник, бригадир.

Это особый мир, со своим колоритом, ритмом жизни, размеренным более чем вековой традицией испытания рысистой лошади на ипподроме.

В конюшне Бондаревского, как и во всех других, никакой суеты, беготни, торопливости. Все делается степенно, мерно, по часам. Задается корм, готовится упряжь, убираются денники. Темп как бы определяется монотонно приглушенным звуком – хрустом лошадей, поедающих овес. Конь ест в отличие от собаки сдержанно, деликатно. Неповторимый запах смеси лошадиного пота, корма, навоза густо висит в воздухе. Именно он, этот, не побоюсь сказать, аромат, вызывает волнующее ощущение, переселяет тебя в другой, необычный, романтически увлекательный мир.

Тот же букет запахов волновал мое детское воображение при первом посещении цирка. Стараясь выказать себя бывалым лошадником, я вместе с Бондаревским вошел в денник к серому красавцу Володару. Но нервный сын Воина так перебирал задними ногами, что, поспешно ретировавшись, я решил в другие денники не заходить.

Началась сборка лошадей для работы. Одна из них предназначалась для меня. Это был гнедой трехлеток, кажется Гвидон по кличке, которого я знал по беговой дорожке. Он неоднократно выступал, правда, без особого успеха, однако был довольно резвый для своего возраста.

– Сегодня пошагаете, – сказал мне Тихон Иванович Максимов, обходительный конюх, много лет работавший с Бондаревским. «Как это – «пошагаете»? – подумал я. – Рядом с лошадью, что ли?»

– Для начала сегодня пошагаешь, – подтвердил появившийся Бондаревский, – с Тихоном Ивановичем вместе.

Я уже хотел взорваться: мол, пошагать-то я и дома могу: не для этого же я в четыре часа утра с постели вскочил, но Бондаревский успел скомандовать: «Садись на Гвидона».

Когда я умостился в качалке, чуть вверх и вперед ноги, почти касаясь ими крупа Гвидона, и заполучил в руки вожжи, то прилив восторга отбросил меня на четвертьвековую дистанцию: Мишка Марьин, борона, вожжи, лошадь!..