Читать «Хроника революции» онлайн - страница 56

В 7 часов вечера Колбин, учащийся минно-машинной школы, матрос-большевик, организовал в своей школе митинг, на котором присутствовали моряки из других частей. Он огласил решение военной организации большевиков Кронштадта о том, что в 9 часов вечера, в момент вечерней поверки, надо начать выступление. Было решено заранее разобрать винтовки и шинели, чтобы сразу выйти на улицу. На поверку в минную школу пришли помощник начальника берегового отряда лейтенант Скрыдлов и ротный командир школы подпоручик Ребров. Дежурный, как всегда, дал сигнал строиться на молитву, фельдфебель произвел перекличку. Отсутствующих не оказалось. Ребров подал команду: "Петь молитву!" Матросы молчали. Тогда фельдфебель затянул: "Боже, царя храни..." В строю раздался легкий смех, и голос растерявшегося фельдфебеля оборвался. Ребров запел сам, а фельдфебель подхватил: "Спаси, господи, люди твоя..." Но и на сей раз они остались в гордом одиночестве. Скрыдлов с перекошенным предчувствием опасности лицом вышел на середину строя и спросил: - В чем дело? Колбин выступил вперед и насмешливо посмотрел на лейтенанта: - Если матросы и солдаты отказались спасать царя, то бог его не спасет, поэтому мы не желаем больше петь царский гимн и молитву. Наш гимн сегодня - долой самодержавие! Да здравствует революция! Три сотни матросов разобрали винтовки и с криком "Да здравствует революция!" бросились во двор школы. Около канцелярии путь им преградил дежурный офицер и, угрожая револьвером, потребовал вернуться на свои места. Его ударили прикладом в грудь, и он скатился вниз по лестнице, где был смят выбегавшими на улицу матросами. Разбили цейхгауз и, набив карманы патронами, построились во дворе. Вечернюю тишину разорвали звуки "Марсельезы", это играл духовой оркестр пехотного полка, выходившего против старой власти в полном боевом порядке. Колбин запел: "Смело, товарищи, в ногу..." Голос его дрожал, а в голове проносились воспоминания о 13-м и 14-м годах - как выходили из заводских ворот на демонстрации, как щелкали затворами винтовок солдаты, как хлестали нагайками казаки. Слезы радости набежали ему на глаза от этих воспоминаний. Все сейчас было по-другому. На Павловской улице матросский отряд встретился с солдатами крепостного полка, и над тихим, притаившимся Кронштадтом разнеслось тысячеголосое "ура". Во 2-м Балтийском флотском экипаже не хотели открывать ворота. В глубине двора стояли молодые матросы, которых предназначали для усмирения "стариков". Под дружным напором восставших ворота раскрылись. Раздался залп. Стреляли господа офицеры - моряки так и не решились поднять руку на товарищей. Несколько человек были ранены. Быстро разделялись с офицерами, и экипаж присоединился к восставшим. Отсюда пошли к казармам второго крепостного артиллерийского полка, который вышел навстречу в полном составе со всеми офицерами и во главе со слегка одуревшим от происходящего командиром, полковым знаменем и оркестром. Соединившись, вся колонна пошла в военную гавань, к стоявшим там учебным кораблям минного отряда. На Николаевском проспекте пылало здание охранки. Скорее всего, это было делом рук самих охранников - в Кронштадте было свыше трехсот шпиков среди рабочих, солдат и матросов, офицеров, интеллигенции (выявлено впоследствии было только три десятка). На посту при входе в гавань восставшие впервые за всю ночь встретились с представителем старой власти - жандармом, который безропотно сдал оружие. После присоединения судовых команд пошли в морской манеж на митинг. Здесь был создан революционный комитет и избраны представители в Петроградский Совет. Митинг кончился, и все собравшиеся - около 30 тысяч человек - пошли к дому адмирала Вирена. Разоружили караул и пригласили адмирала выйти к народу. Через несколько минут тот вышел в парадном мундире, при орденах. Увидев, что среди собравшихся преобладают солдаты и матросы, он привычно скомандовал: - Смирно! В ответ раздался смех и кто-то из рабочих с иронией сказал: - Ваше превосходительство, вы вчера приглашали нас на Якорную площадь, но мы сами пришли за вами. Извините, что немного рановато, но нам надоело ждать. Вирен сразу как-то съежился, стал маленьким и каким-то жалким, незаметным. Ему предложили снять погоны и следовать на Якорную площадь. Адмирал был расстрелян на рассвете по приговору революционного народа там, где собирался устроить ему кровавую баню.