Читать «Рождественская история, или Записки из полумертвого дома» онлайн - страница 16

Владимир Кантор

Сколько людей прошло мимо меня, будто не было их! А были! Сколько мне добра сделали! И вдруг "жизнь развела". Почему? Устаем друг от друга?.. Помогали мне. Где они?.. Неужели не всем дано помнить прошлое и удивляться, как ушло недавно кровно горячее, куда ушло, зачем?

Самое страшное - это стихия жизни. Как у нас было. Вот большевики злодействуют: вначале все в оцепенении, кто-то упирается, но - привыкают. А вот уже и Сталин: массовые аресты, массовые расстрелы, о свободе и не вспоминает никто, но все равно люди ходят по тротуарам, смеются, флиртуют... А в Германии при Гитлере то же самое было. На этой стихии жизни и строит свое господство любой режим.

Я открыл глаза, одеяло спуталось, было неудобно, я засучил ногами, стараясь одеяло расправить.

- Да ты спи, ты и так все проспал, даже ужин. К тебе твоя любимая приходила, вон облепиховый кисель оставила. - Славка поправил мне одеяло.

- Извини. Пи-исать хочу, - почему-то с ним мне было нормально говорить на "ты". - Банку не дашь?

Славка протянул мне банку, потом вынес ее, вернулся и продолжил шепотом, прикрывая ладонью рот:

- Я тихо, все спят уже. Есть тебе запретили, тебя завтра на колоноскопию назначили. Да ты поешь, сил прибавит, а места мало займет. Все равно без клизмы не обойтись. Хорошо бы там нашли что. А то ведь иначе эти гады резать будут. Для диагностики, так у них и называется - диагностическая операция.

Я снова закрыл глаза. "А ведь бывает, как он говорит, и хуже бывает", мелькнуло пугливое воспоминание о Левке Помадове, приятеле моих советских лет, которого в самой Кремлевке на диагностической операции зарезали. Потом кто-то с черным юмором заметил: "Крокодил его съел". То есть случилось то, чего не бывает, не должно быть.

Визитеры

Утром появились двое новеньких.

На место Семена положили юнца лет шестнадцати, на которого не подействовала анестезия при операции: парень потом признался, что наркоман, что они два года с братом кололись. "Из-за этого, наверно, и анестезия плохо подействовала", - предположил он. Парня на столе рвало, но его все же прооперировали. У него поползла вверх температура, врачи ничего не говорили, кололи антибиотики, но температура не спадала.

И как-то после обеда, наконец, пришли отец с матерью, чтоб поговорить с врачом. Толстая причитающая мать в широкой юбке, цветастой кофте и в пестрой косынке сразу бросилась искать лечащего врача. Отец твердо уселся на стул в изножье металлической кровати сына. Был он сухой, тонкой кости, благородного вида, в костюмной тройке, с галстуком, прическа - ежиком, коротко стриженные усы, но с отнюдь не дворянскими словесными выражениями: "Ты должен доктора слушаться и выполнять все, что он тебе говорит, послушным быть нужно, Паша, тогда и поправишься". Однако, произнося все эти слова, на сына он не смотрел, взгляд его был устремлен прямо перед собой. Походил он на служащего какого-то незначительного учреждения, но все же начальника, хоть и небольшого, но с неким достатком. Пришла в слезах мать, сказала, что врач уже ушел, тогда отец встал и произнес: "Значит, не судьба. Как-нибудь в другой раз придем. Вот тебе дополнительное лекарство оставляем".