Читать «Рождественская история, или Записки из полумертвого дома» онлайн - страница 11

Страшный это был обход, будто все мы, взрослые люди, мужики в возрасте, чем-то провинились перед врачом. А он распекал нас, распекал, чувствуя свою полную власть. Каторжный подчиняется силе, но знает, что в худшем случае начальник будет гонять его перед строем, выдергивать среди ночи из барака, в карцер отправит, но у него, зека, есть права, которые можно отнять, только совершив должностное преступление, закон хоть немного, но зека охраняет. Больного не охраняет никто. Именно здесь зависимость. А потому и подхалимаж, жалкость человека очевидны.

- Ладно, хватит мне с тобой лясы точить, другие больные ждут. Теперь от тебя требуется фамилия, имя и отчество! - оборвал А.А. сам себя, а вроде бы по интонации получалось, что меня.

Я сжался, задыхаясь от бессилия. О, этот русский интим - бесконечное тыканье всем, кто ниже тыкающего!.. Со времени военкомата, когда меня пытались забрать в армию, а я поступал в аспирантуру, терпеть не мог этого тыканья.

- Во-первых, в моей карточке все записано, а во-вторых, мы с вами на брудершафт не пили, - произнес я идиотское и уж чересчур книжное выражение, хотел сказать как-то попроще, но опять не получилось, опять фраза как из старого наставления о правилах хорошего тона прозвучала: - И прошу вас мне не тыкать.

Он не сорвался на крик, только темно-желтые глаза на меня уставил раздосадовано и вроде бы даже печально:

- Я же о тебе, Борис Григорьевич Клизмин, забочусь.

- Кузьмин, - поправил я его.

- Вот видишь, назвал бы сам, и ошибки бы не было. Так вот, я о тебе забочусь и на "ты" называю, чтоб ты понял, что я тебе теперь вместо отца, ведь я тебя теперь резать буду, то есть новым человеком делать.

- Доктора из Склифа сказали, что моя язва купируется медикаментозно, что вырезать ее не надо, - вдруг испугался я.

Глаза свои пантерьи А.А. сузил:

- Не твое это дело, как мы тебя лечить будем. Это наша забота. Все. Кончен разговор. - Он встал.

- Да это, Анатолий Алексаныч, если человек не привык, чтоб его на "ты" называли... Надо же в положение войти, - вдруг раздался голос работяги-пролетария Глеба, которого я про себя на брехтовский лад именовал пролeeтом.

Взгляд метнулся к Глебу:

- Ишь ты, какие у меня тут Борис и Глеб объявились!.. Правдолюбцы. Тебе что, больше всех надо, Работягин? Стул есть, вот и сиди на нем. И молчи. А то отправишься у меня домой через соседнее здание.

(Соседнее продолговатое, одноэтажное строение, на которое мы с некоторым беспокойством поглядывали из окна сортира, - больничный морг).

- Чего пугаете?

- Да разве я пугаю? Господь с тобой! Это тебе кажется. Так ты перекрестись, коли кажется. Просто за тебя волнуюсь. Разнервничаешься - вот и крышка тебе.

- Я не нервничаю. Просто пойду курну. - Глеб достал мятую пачку "Примы".

- Обожди, обход не кончен. С тобой пока не разобрались. Когда резать-то?

- Да чем скорее, тем лучше, а то залежался я.

- Вот сразу после Рождества, на третий день, тебя и прооперируем, в понедельник. Как обещал, так и сделаю. В церкви грехи свои отмолю и с чистыми руками за тебя возьмусь. Надоел ты мне, пора тебя выписывать. А пока лекарство попьешь.