Читать «Атта Тролль» онлайн - страница 22

Что прикончил Атта Тролля.

Летней ночи сон! Бесцельна

*Эта песнь и фантастична,-

Как любовь, как жизнь, бесцельна!

Не ищите в ней тенденций...

Атта Тролль не представитель

Толстошкурой, всегерманской

Почвенной, народной силы.

Соткан не из аллегорий -

Не немецкий он медведь,

Мой герой. Медведь немецкий,

Как медведь, плясать согласен,

Но не хочет скинуть цепи.

Имеется еще следующий вариант:

Летней ночи сон! Бесцельна

Эта песнь и фантастична,-

Как любовь, как жизнь, бесцельна,

Нуждам нынешним не служит.

В ней высоких интересов

Родины я не касался.

И за них мы будем драться,

Но не здесь, а в доброй прозе.

Да, мы в доброй прозе будем

Разбивать оковы рабства;

А в стихах, а в песне вольной

Уж цветет у нас свобода.

Тут поэзии владенья,

Тут не место ярым битвам,-

Так поднимем тирс волшебный.

Розами увьем чело!

ГЛАВА VI

Вероятно, сюда относится строфа, которую,

Штродтманн опубликовал как вариант "Атта Тролля

Ведь в большом хлеву господнем,

Называемом землею,

Всякой твари есть кормушка,

А в кормушке -- добрый корм!

ГЛАВА X

Вместо второй половины 17-й строфы и строфы 184

И, в Германию уйдя,

Стал -- медведь тенденциозный.

Там он, к ужасу людей,

А в особенности муз,

Воет и ревет, беснуясь,

И грозит нас всех сожрать.

ГЛАВА ХIII

Сюда, вероятно, относятся следующие стихи,

опубликованные Штродтманном как варианты к "Атта Троллю":

Ночь, горящая звездами,

На горах лежит, как плащ:

Черный горностай, расшитый

Хвостиками золотыми.

Ясно: был скорняк безумен,

Сделав черным горностай

И украсив золотыми,

А не черными хвостами!

Вешайся, мой Фрейлиграт!

Ведь не ты придумал образ:

Черный горностай, расшитый

Хвостиками золотыми.

ГЛАВА XXII

Так у очага мечтая,

Я сидел в лачуге ведьмы.

Тут же с котелком возился

Добродетельнейпшй мопс.

Движим голодом, а может,

Любопытством, взял я ложку

У него из лап и в жиже

Выловил кусочек мяса.

То большое сердце было -

Вкусно, сварено на славу;

Но его лишь надкусил я,

Как раздался некий голос:

"Ах, обжора ты немецкий!

Пожираешь сердце вора,

Что повешен был в Толозе,-

Вот прожорливая дрянь!"

Тут одно из птичьих чучел

Мне сказало, -- то был коршун,

И другие повторили:

"Ах, обжора ты немецкий!"

Видно, съевший сердце вора

Начинает понимать

Птичий свист и щебетанье;

Оказалась правдой сказка.

С той поры я в совершенстве

Понимаю речь пернатых,

Понимаю даже мертвых -

Старых чучел диалекты.

Вдруг в окошко постучали,

Я открыл его поспешно;

В хижину влетели с шумом

Девять воронов огромных.

Подскочив к огню, согрели

Когти и, встопорщив перья,

Стали каркать, изрыгая

Всевозможные проклятья.

Тут особенно досталось

Мендицабелю, еврею,

Что прикрыл монастыри -

Их насиженные гнезда.

Спрашивали: "Где дорога

В град Monacho Monachorum?"

"Влево за угол, -- сказал я. -

Патер Йозефу привет мой".

Стая черных эмигрантов

У огня недолго грелась

И, покаркав, улетела

Сквозь открытое окошко.

Птичий сброд любого сорта

Стал влетать и уноситься.

Дом похож был на харчевню

Для пернатых проходимцев.

Журавли, порою лебедь,

Даже совы -- эти выли,

Злясь на скверную погоду,

Яркий день и атеизм.

В обществе дородных нянек -

Двух гусынь, ему усердно

Помогавших при полете,-

Прибыл хмурый пеликан.

Раненую грудь погрел он,