Читать «Переводчики, которым хочется сказать «спасибо»» онлайн - страница 11

И вот что писал Максим Кантор в связи со смертью Топорова.

«Умер Виктор Топоров, и стало пусто. Фронт оголился.

Трудно сказать, что он был совестью русской интеллигенции, посколь­ку у постсоветской постинтеллигенции нет совести. Вместо совести у них корпоративная этика.

Виктор Топоров был русской интеллигенцией в одиночку. Так можно. Ровно так поступает лейтенант, идущий в атаку один, если взвод невоз­можно поднять в атаку...

Топоров на протяжении 20 лет умел идти против течения; в те годы, когда все говорили и делали глупости и подлости, участвовали в разграбле­нии страны словом и делом, он говорил трезво и храбро».

Что ж, лучше не скажешь, а потому пора заканчивать наш разговор об уникальной личности по имени Виктор Леонидович Топоров. И закончим мы его, как и положено по условиям жанра, на переводческой волне. Для чего воспользуемся еще одной цитатой, принадлежащей современному московскому поэту Сергею Артюнову.

«Прочитав его перевод «Восхождение» Россетти, я полюбил поэзию. Иные переводчики делают для поэзии в тысячи раз больше, чем сами поэты».

Поясню, что речь идет об одноименном стихотворении Кристины Рос­сетти (1830—1894), не самой известной на сегодняшний день английской поэтессы Викторианской эпохи, родной сестре одного из наиболее ярких представителей художников-прерафаэлитов Данте Габриэля Россетти, тем не менее, обессмертившей себя несколькими бесспорными поэтическими шедеврами. «Восхождение» из их числа. Бессчетное количество пере­водчиков пробовали перевести это внешне незамысловатое, но бездонно глубокое стихотворение о смысле жизни и всего того, что связано с уходом из нее. В этом может убедиться любой, кто пошарит пару часов по тому же интернету. И никому из пытавшихся этот стих не дался в руки. Утверждаю это вполне компетентно, как переводчик. В одном варианте режут глаз буквализмы, в другом — бесконечные отсылки к небесам и Богу, чего и близко нет у автора оригинала. Да, никому не дался этот стих! За исклю­чением Виктора Топорова, который перевел его на русский язык в 1999 году. Можно сказать, на стыке времен, когда все в некотором ажиотажном смятении готовились к встрече Миллениума.

Помнится, когда я впервые прочитала этот перевод, то невольно порази­лась прозрачной простоте каждого слова и виртуозному «перевыражению», цитируя все того же Пушкина, некоторых особенно сложных метафор, которые при всей их кажущейся понятности очень трудны для перевода. А потому некоторые стихотворцы-переводчики даже не стали раскалывать эту головоломку, предпочтя буквальный перевод. Но не буду утомлять чита­теля ненужными подробностями. Позволю себе лишь негромкий возглас «Вуаля!», которым фокусники-иллюзионисты обычно завершают очередной эффектный номер, извлекая из собственной шляпы кролика.