Читать «Первый бой мы выиграли» онлайн - страница 50

Разговаривая с Якушиным, мы могли уже многое сказать о них. Несравненно больше, чем каких-нибудь две недели назад.

Мы уже чувствовали себя «понюхавшими пороху». Боюсь, что по молодости лет это обстоятельство придавало нашим высказываниям, в том числе и о новых истребителях, некоторую избыточную безапелляционность. Но это касается только тона, а по существу мы, конечно, многое, очень многое действительно поняли. Война хотя и продолжала преподносить нам свои сюрпризы, но уже все-таки не в таком умопомрачительном количестве, как при первом столкновении с противником. А главное, мы сами изменились. Бывают дни, меняющие человека больше, чем годы. Именно такие дни мы и пережили. На многие категории смотрели мы теперь новыми глазами. В том числе и на находящиеся в нашем распоряжении самолёты.

У нас возникло немало претензий: хотелось и обзора пообширнее, и вооружения более мощного, и чтоб выхлопа не слепили, и чтоб горючего было хотя бы минут на двадцать побольше… Много чего хотелось!

И к чести нашей авиационной промышленности надо сказать, что довольно быстро — практически к весне сорок второго года — все это было реализовано.

Но и в сорок первом году, с самого начала войны, стало очевидно, что воевать на этих машинах в общем можно! И МиГ-3, и Як-1, и ЛаГГ-3, и Пе-2, и особенно Ил-2 прошли проверку боем и выдержали её.

Я уже рассказывал о том, как воевали лётчики Московской зоны ПВО. Вскоре стали доходить до нас сведения и об успехах на фронте полков, сформированных из военных лётчиков-испытателей.

Один из них — Юрий Александрович Антипов (ныне Герой Советского Союза и заслуженный лётчик-испытатель СССР) — поначалу, как и все мы, тоже считал, что хотя по скорости, особенно на больших высотах, МиГ-3 вне конкуренции, но манёвренность у него не то чтобы очень… Очень скоро ему пришлось проверить свою точку зрения на практике.

В одном из первых же боев с «мессершмиттами» Антипова крепко зажали.

Немцев в воздухе — и над линией фронта, и в ближайших тылах — было в то трудное время значительно больше, чем наших самолётов. Отсюда почти всегда неравные воздушные бои. В отличие от противника наши лётчики не уклонялись от схваток в невыгодных для себя условиях. Да и что им оставалось делать — иначе пришлось бы уклоняться едва ли не от всех соприкосновений с противником. Это было очевидно, хотя и нерадостно. Естественное раздражение лётчиков против сложившейся обстановки выливалось чаще всего в несколько неожиданном направлении: на головы журналистов, публиковавших в газетах очерки о неравных воздушных боях — «Трое против восемнадцати», «Семеро против двадцати пяти» и тому подобное. По существу, в этих очерках все было правильно. Раздражал тон — такой, будто нашим богатырям воздуха прямое наслаждение идти всемером против двадцати пяти — двадцать четыре им уже мало…

Через полгода после начала воздушной битвы за Москву уже в другом месте — на Калининском фронте — в аэродромной землянке собралась группа лётчиков, ожидавших вылета. Сидели в тёплых комбинезонах, и не только потому, что предстояло вскоре идти в воздух. Было холодно. Железная печурка грела плохо. Через узкое окошко, прорезанное над самым уровнем земли, у потолка землянки, еле светило сумрачным зимним светом. Разговор шёл о бое, который лётчики соседнего полка — Алкидов, Баклан и Селищев — дали втроём восемнадцати самолётам противника. Дали — и выиграли его: сбили несколько немецких машин, а главное, не допустили бомбёжки нашего переднего края — это котировалось ещё выше, чем лишние сбитые на боевом счёту истребителя. Словом, бой был по всем статьям отличный. Но он был уже обсуждён во всех подробностях несколько дней назад — сразу после того, как произошёл. И текущие дела — удачи и неудачи, которые на войне сменяют друг друга очень быстро, — привлекли внимание к себе. Но вот пришла на фронт газета, где этот бой был описан, и разговоры о нем, вернее о статье, возобновились. В землянке пошли комментарии: