Читать «Стихотворения 1914 года» онлайн - страница 4

Александр Александрович Блок

30 декабря 1913 (12 февраля 1914)

3

Всё свершилось по писаньям: Остудился юный пыл, И конец очарованьям Постепенно наступил. Был в чаду, не чуя чада, Утешался мукой ада, Перечислил все слова, Но — болела голова… Долго, жалобно болела, Тело тихо холодело, Пробудился: тридцать лет. Хвать-похвать, — а сердца нет. Сердце — крашеный мертвец. И, когда настал конец, Он нашел весьма банальной Смерть души своей печальной.

30 декабря 1913 (12 февраля 1914)

4

Когда невзначай в воскресенье Он душу свою потерял, В сыскное не шел отделенье, Свидетелей он не искал. А было их, впрочем, не мало: Дворовый щенок голосил, В воротах старуха стояла, И дворник на чай попросил. Когда же он медленно вышел, Подняв воротник, из ворот, Таращил сочувственно с крыши Глазищи обмызганный кот. Ты думаешь, тоже свидетель? Так он и ответит тебе!        В такой же гульбе               Его добродетель!

30 декабря 1913 (12 февраля 1914)

5

Пристал ко мне нищий дурак, Идет по пятам, как знакомый. «Где деньги твои?» — «Снес в кабак».— «Где сердце?» — «Закинуто в омут». «Чего ж тебе надо?» — «Того, Чтоб стал ты, как я, откровенен, Как я, в униженьи, смиренен, А больше, мой друг, ничего». — «Что лезешь ты в сердце чужое? Ступай, проходи, сторонись!» — «Ты думаешь, милый, нас двое? Напрасно: смотри, оглянись…» И правда (ну, задал задачу!), Гляжу — близ меня никого… В карман посмотрел — ничего… Взглянул в свое сердце… и плачу.

30 декабря 1913 (3 января 1914)

6

День проходил, как всегда: В сумасшествии тихом. Все говорили кругом О болезнях, врачах и лекарствах. О службе рассказывал друг, Другой — о Христе, О газете — четвертый. Два стихотворца (поклонники Пушкина) Книжки прислали С множеством рифм и размеров. Курсистка прислала Рукопись с тучей эпиграфов (Из Надсона и символистов). После — под звон телефона — Посыльный конверт подавал, Надушенный чужими духами. Розы поставьте на стол — Написано было в записке, И приходилось их ставить на стол… После — собрат по перу, До глаз в бороде утонувший, О причитаньях у южных хорватов Рассказывал долго. Критик, громя футуризм, Символизмом шпынял, Заключив реализмом. В кинематографе вечером Знатный барон целовался под пальмой С барышней низкого званья, Ее до себя возвышая… Всё было в отменном порядке. Он с вечера крепко уснул И проснулся в другой стране. Ни холод утра, Ни слово друга, Ни дамские розы, Ни манифест футуриста, Ни стихи пушкиньянца, Ни лай собачий, Ни грохот тележный — Ничто, ничто В мир возвратить не могло… И что поделаешь, право, Если отменный порядок Милого дольнего мира В сны иногда погрузит, И в снах этих многое снится… И не всегда в них такой, Как в мире, отменный порядок… Нет, очнешься порой, Взволнован, встревожен Воспоминанием смутным, Предчувствием тайным… Буйно забьются в мозгу Слишком светлые мысли… И, укрощая их буйство, Словно пугаясь чего-то, — не лучше ль, Думаешь ты, чтоб и новый День проходил, как всегда: В сумасшествии тихом?