Читать «Дубровинский» онлайн - страница 115

Вадим Александрович Прокофьев

Отзовисты били себя в грудь и кричали о своей революционности. Они считали, что социал-демократы революционеры не могут сидеть в одном зале вместе с кадетами, октябристами и монархистами. Они обязаны уйти из Государственной думы. Отозвать социал-демократическую фракцию из Думы, покончить с легальными формами борьбы – вот чего требовали Алексинский, Вольский и иже с ними.

Отказ от легальных форм борьбы, от легальных связей с массами практически означал также ликвидацию партии пролетариата.

Отзовизм имел оттенки. Были и «стыдливые отзовисты». Их иначе величали «ультиматистами». Они прямо не настаивали на том, чтобы социал-демократическая фракция покинула Таврический дворец, в котором заседала III Дума. Но если эта фракция не будет подчиняться всем партийным директивам? Тогда отозвать!

Возглавлял «ультиматистов» Богданов. С ним вместе оказался и Красин.

Луначарский, который в это время грешил и богостроительством и отзовизмом, позже, одумавшись, писал:

«Все эти группы ультиматистов, отзовистов и т. д., за которыми, собственно говоря, скрывалось нежелание считаться с длительным периодом реакции, романтическая вера в то, что не сегодня-завтра опять подымется мятеж, – все это было головное, выдуманное, все это было от прошлого, все это не учитывало живой действительности».

Иногда и «мыльные короли» помогают революционерам. Если бы не мистер Фелс, крупный английский мыловар, то еще неизвестно, как бы делегаты V съезда выбрались из Лондона. На счету у съезда ни шиллинга. Иосиф Фелс готов дать в долг 1700 фунтов – целое богатство. Но Фелс был чудаковат. Прежде чем подписать чек, он явился на заседание съезда в «социалистическую церковь» на Саутгейт-Роод. И три часа отсидел на хорах, приглядываясь, принюхиваясь: а вдруг это антихристы какие…

Но когда в перерыве к нему поднялся Плеханов, мыловар успокоился. «Тамбовский дворянин» производил впечатление.

Делегаты разъезжались кто куда – в Москву, Питер, на Урал.

Иосифу Федоровичу ехать было некуда. Путь в Россию для него закрыт. Во всяком случае, легально он не имеет права там появляться до 14 апреля 1910 года.

Три года в разлуке с дочками. Три года оторванный от привычных дел. Невесело!..

Владимир Ильич уезжал в Финляндию, в Стирсудден, на дачу к Лидии Михайловне Книпович. Туда же, поближе к России, на дачу старого друга и наперсника, приехал и Дубровинский.

Здесь он мог, наконец, хоть немного передохнуть. Здесь был Ленин, с которым никогда не наговоришься и который, оказывается, умеет прекрасно ухаживать за цветами. А дача Лидии Михайловны утопает в цветах.

Но увяли цветы. И с севера все чаще и чаще задувают холодные ветры.

Финляндия поздней осенью – унылая, неприветливая страна. Департамент полиции, охранка дотянулись и до финляндских дач, городов, поселков.

Владимир Ильич вынужден из «ближайшей эмиграции» уехать в дальнюю, в Женеву.

И Дубровинскому полиция не дает задержаться под боком у России. Финляндия – часть Российской империи, а ведь Иосифу Федоровичу «воспрещено» в ней показываться.