Читать «Человек-землетрясение» онлайн - страница 28

Хайнц Конзалик

– Это был несчастный случай, – проговорил он сквозь зубы. – Прискорбный несчастный случай. Если вы все видели, вы знаете, что машину неожиданно занесло, она потеряла управление, шла юзом по льду… ударилась о скалу… потом огонь, все так быстро, и у меня в голове помутилось от падения… меня ведь выбросило… Вы же видели…

– Вы открыли дверь и вывалились, месье.

«И это он заметил, – подумал Боб. – Я не обойдусь пятьюстами франками в месяц. Двойные сведения повышают цены».

– Дверь неожиданно раскрылась…

– Если на ручку все время нажимать…

– Я и не подозревал, что у вас такое чувство юмора. – Боб похлопал руками по своему телу. Ледяной воздух пронизывал его до костей. – Не могли бы мы войти в ваш дом, месье?

– Пожалуйста. – Брилье повернулся, пошел вперед и отворил толстую дощатую дверь. Теплый воздух, пропитанный потом и другими испарениями, ударил Бобу в нос. Он подавил свое чувствительное обоняние и прошел за Гастоном в дом.

Хижина состояла из одного-единственного большого помещения, в середине которого находилась печь, выложенная из камня. Отгороженный шкафом, один угол квадратного дома был спальней. Там стояла высокая, широкая деревянная кровать, которую выстругал и сколотил еще дед Гастона после своего возвращения с войны 1871 года. На этой кровати умерли родители Гастона, он родился на ней и пролежал в одиночестве шестьдесят девять лет. Нет, если быть точным, два месяца он делил это широкое жесткое ложе с Денизой Жунэ, крестьянской девушкой из Фреджу. Он познакомился с ней на рынке, и, поскольку та была сиротой и томилась по свободе и любви, она последовала за Гастоном в Лудон, чтобы там выйти за него замуж. Но через два месяца «репетиции» она загрустила от этого уединения под солнцем и однажды утром бесследно исчезла. Это была первая и последняя попытка Гастона жить с женщиной. Если его тянуло в женские объятия, случалось такое и с Гастоном, он начинал стучать по скале молотком и зубилом, пока не падал в изнеможении. Это был его способ изгонять жгучее желание. Святой Франциск садился для этого голым задом в муравьиную кучу.

Боб Баррайс огляделся, пока Гастон скоблил руки в ведре с горячей водой. Вместо мыла он использовал песок, задубивший его кожу. На веревке над раскаленной железной плитой висело белье: залатанные рубашки, обтрепанные кальсоны, две нижние рубашки, негнущиеся шерстяные носки, напоминающие абстрактные скульптуры. Сыростью и потом веяло от сохнувших вещей. Боб Баррайс сел на деревянную скамью под окном, заклеенным бумажными ленточками от сквозняков.

– Месье, – начал он небрежно, – разве это не была бы прекрасная старость, если бы там стояла настоящая мягкая кровать, пол покрывал бы ковер, играло радио? Я думаю, вы охотно посиживали бы в широком, удобном кресле, курили хорошую сигару, у вас всегда стоял бы в углу бочонок вина, и вообще вы бы жили, как пенсионер какой-нибудь государственной организации. Вы могли бы ездить в город, в Гренобль или Шамбери, и никто не бросил бы вам вслед: «Вы посмотрите на этого деревенщину! От него воняет!» Нет! На вас элегантный костюм, в карманах звенят монеты, и портье распахивает перед вами все двери.