Читать «Дикая раса» онлайн - страница 205
Ольга Онойко
А с де-юре можно и подождать…
— Эпоха абордажных боев ушла в прошлое, — рассудительно вещает Люнеманн. — Я помню времена, когда гиперы только появлялись, но уже тогда ценнейшие грузы старались перевозить на них. Вы понимаете, у меня специфический опыт… — шутит пират, и зал угодливо смеется. — Теперь заатмосферников практически нет. Биопластик теряет свою оружейную функцию. Для наземных бескровных акций усмирения он слишком дорог и неудобен. Посмотрим правде в глаза: пластик употребляется по большей части в медицине. Он, повторяю, слишком дорого стоит и доступен далеко не всем. О каком стратегическом сырье вы говорите?
«И фирм-подрядчиков несколько, — мысленно, с ухмылкой, подсказывает Ценкович. — Так что и о монополии речи нет».
Все это изящная ложь.
Менее года прошло с тех пор, как был оправдан крупнейший со времен форсированных исследований сверхполноценности грант.
Еще какое-то время уйдет на испытания, отработку технологии процесса. Но скоро гиперкорабль, ушедший в мерцание, перестанет быть неуловимым и неуязвимым. Артобстрел, конечно, представить трудно, если каждый снаряд по стоимости будет равняться самому судну… а значит, пойдет по старинке: оружейная функция биопластика и экстрим-операторы.
Наука идет вперед. И так уж повелось у Homo sapience, что первыми совершенствуются вооружения.
Найден способ перехватывать гипер в мерцании.
Стало быть, насильственная стыковка — дело времени.
За упоительно прекрасное вранье в глаза галактическому сообществу пират Люнеманн получил соответствующую техническую информацию.
Годы идут. Биопластиковый костюм замедляет старение, но не может его отменить.
У Тиши болят ноги.
Она изменила привычке: надела мягкие туфли вместо всегдашних лодочек, и ходит по кораблю бесшумно, как пушистая кошка. Но после всех минувших десятилетий нет нужды слышать ее шагов.
Так близость весны ощущают деревья; так животные предчувствуют катаклизм; так вздрагивает человек под пристальным взглядом в спину.
Элия приподнимается, ища глазами вошедшую.
Она вынимает изо рта последнюю шпильку, чтобы заколоть на затылке тяжелый узел. Улыбается тепло и дремотно: глубже становятся лучики-морщинки у серых глаз. Гребень в волосах инкрустирован серебром и чуть поблескивает в мягком свете стенных панелей. Местра Надеждина не обращается к хирургам, не пользуется омолаживающими средствами декоративного ряда. Она достаточно долго пробыла ослепительной женщиной, чтобы спокойно превратиться в добрую бабушку.
— Верю в тебя, — внезапно декламирует Ценкович, — дорогую подругу мою. Эта вера от пули меня темной ночью хранила. Радостно мне — я спокоен в смертельном бою…
Алентипална смеется, укоризненно поднимая брови. Грозит пальцем.
— Так оно и есть, — разводит руками Элия, — о прекраснейшая из женщин…
— Врун! — та строит гримаску. — Я и смолоду-то не была красива. А теперь я старая кошелка.
— Я человек кристальной честности. Особенно в профиль, — заявляет Элия. — И свидетельствую, положа руку на сердце — ты прекраснейшая из женщин.