Читать «Я из Одессы! Здрасьте!» онлайн - страница 40

Борис Михайлович Сичкин

— Ребята, что делать? — говорит Левитан.

— Конечно, факт печальный, — отвечаю я, — но тебе надо помочь. Нас четверо, и ты знаешь, мы — полный молчок. Но необходимо придумать версию, что он погиб сам по себе. Скажем от сердечной недостаточности.

Левитан на меня смотрел с надеждой, как на медицинское светило мирового масштаба.

Во-первых, надо вызвать людей из морга, чтоб забрали покойника, а немецкого врача уговорить, чтобы он констатировал смерть задолго до твоего появления, — предложил я. — А мы — свидетели, что ты пришёл на рыбалку в половине шестого утра, а он, покойник, загнулся, мол, раньше.

Юра Тимошенко вставил нужную фразу:

— А какой же врач на это пойдёт?

Левитан засуетился и посмотрел на меня. Я, не задумываясь, сказал, что любой немецкий врач напишет всё, что скажешь, если увидит пятьсот марок. Левитана от этой суммы немного передёрнуло, но перед лицом военного трибунала он согласился.

— Если всё получится, — добавил я, — нужно будет ребятам накрыть стол. Левитан умоляющим голосом просил ему помочь. Я послал Левитана домой спать. Мы вновь переодели «жмурика», вызвали полицию, рассказали, что мы нашли труп и привезли его сюда с того берега.

Труп увезли. Потом я явился в морг и попросил врача, чтобы мне дали справку, отчего наступила смерть, и когда это произошло, якобы для наших следственных органов. Такую справку я получил, в ней было указано, что смерть произошла от удушья два дня назад.

Левитан дал мне пятьсот марок для подкупа врача, но я тянул с ответом.

Через два дня я сообщил ему, чтобы он готовил банкет для нас. Дал справку, с которой он пошёл к переводчику и пришёл в дикий восторг.

— Ты гений, Борис, — сказал он мне и поцеловал меня в лоб, как покойника. Левитан накрыл для нас стол, как для дворников. Мы прекрасно понимали, что с его скупостью он этим и ограничится, но, имея его пятьсот марок, докупили продуктов и устроили шикарный банкет. Выпивая и закусывая, никто не мог сдержать смеха. Левитан тоже веселился, не подозревая, что за нашим смехом кроется.

Когда банкет подходил к концу, я встал из-за стола и попросил внимания. Я рассказал, как было дело с покойником. Левитан сказал ряд нецензурных слов в наш адрес, поднялся и ушёл, хлопнув дверью. Весёлая ночь нам выдалась.

До самой демобилизации Левитан не мог забыть мне этого случая.

КОВАЛЕВСКИЙ

Ковалевскому было лет под пятьдесят. Он был услужлив, как собака. Все зубы у него во рту были железные. Ему их вставил в Киеве дантист-ювелир. Сделал это так, что рот у Ковалевского не закрывался, и поэтому дикция была у него полностью нарушена. Когда Ковалевский здоровался, казалось, что из его уст сыплется мат. Незнакомые люди порой на его приветствие тоже отвечали ругательствами.

На фоне этих железных зубов торчала закрутка махорки, а изо рта выходил дым — было такое ощущение, что затопили печь «буржуйку». Походка у него была шлёпающая, на всю ступню. Он её выработал для экономии. Как Ковалевский объяснял, при таком хождении меньше изнашивается обувь. Когда он ходил, он походил на танцующую лошадь. Он брился и мыльную пену не смывал, вытирал платочком, а потом этой пеной стирал носовой платок. У ничего не пропадало, как у немцев.