Читать «Миледи Ротман» онлайн - страница 139

Владимир Владимирович Личутин

Зою Митрошкину он тогда обидел совсем напрасно; обещал вдовице голую натуру, а даже и не поцеловал. Женщины, конечно, любят мужиков с поступками, решительных, чтобы ребра постанывали от жестких нахальных рук, но он, Братилов, как трава под ветром: все упадает в нем, когда надо вершить против сердца. Зою Митрошкину он когда-нибудь обязательно напишет ватной куколкой с пришивной пластмассовой головою и усадит на заднем плане на подоконнике. А в окне будет торчать черная шерстнатая собачья морда с высунутым розовым языком и зелеными глазами, как у Милки Ротман.

Художный чутьистый человек всегда сыщет себе лазейку, чтобы скинуться от дела. Ноги вдруг заплетаются, глаза застилает поволока, ты растерянно оглядываешься по сторонам и вдруг — нырь в то место, где тебя, конечно, никто не ждет и никому ты не нужен. В палисаде редакции запустение: черемуха разбрелась, и окна едва видать. Значит, районное начальство в панике, а «Заветы Ильича» вот-вот прикажут долго жить. Уж когда в столице крикнули «Долой!..», а до провинции клич еще только докатился, но в такой невнятице звуков, что и не разобрать толком.

Типографские машины еще ритмично стучали, пахло гартом и свинцом, но в газете творилась чехарда; журналисты почувствовали неожиданную свободу и спешили высказаться, не зная, какого загнуть калача и какую лошадь зауздать, чтобы не опоздать к финишу. Путаница в России сдружилась с невнятицей, и в хозяйки повсюду пришла околесица. В такие времена ловко ловить рыбку в мутной воде, мазать дегтем честные ворота и величить хама и вора.

Не желая встречаться с Ротманом, Алексей прошел к секретарю, чтобы почесать языком и скоротать время. Но боковушка, к сожалению, оказалась пустой, хозяин ушел получать директивы. Не зная зачем, Братилов уселся в крутящееся мятое креслице на подушку из козьей шерсти. В приоткрытую дверь увидел Валю Уткина.

— Вся жизнь человеческая стоит на сексе. Из-за баб все войны и драмы мира. Чего скрывать? Бабы засланы к нам из космоса, чтобы всю землю пустить в дым. Надо писать о сексе со всею страстью, открыто, — сладкоголосо вещал Уткин. Кто-то, скрытый дверью, глухо ему возражал, будто сипел в ржавую водосточную трубу. — Так ты за домострой? — насмешливо вздергивал каштановые брови Уткин. — И неуж, Саня, ты за домострой? Может, ты и за телегу с санями, керосиновую лампу и лучину? Дурак, если бы секс раньше не затыкали по партийной линии, не секли на ковре, то и встряски, милейший, не было бы. Жили бы и поныне как у Христа за пазухой. Оглянись, дружок, кто у власти? Все те же, только кто сидел пониже и пил пожиже. Чиновники любили всегда три «б»: баба, бабки, баня. А им не давали насладиться, все урезали до нормы. А власть не терпит нормы: зачем тогда жилы рвать, карабкаться наверх, если и там по норме? Лучше остаться слесарем: гуляй от рыла. Чиновники прятались поза углам, грешили тайком, озираясь, у них случилось косоглазие, и пошли эти булдаки вкривь и вкось. Это для нас, грешных, малых тварей сих, вкривь и вкось, а по ним — все прямо, никуда не сбиваясь. Они на марше к своей желанной цели. И вот, блефуя, кричат о равенстве и свободе, как в семнадцатом, а для себя уже устроили красивую жизнь с тремя «б»: бардак, бордель, бабки. А послабить бы им тогда хоть в малом, не прижимать контролем за постелью, хоть с тремя бабами сразу спи, только делай дело, и все о’кей, все наилучшим образом. Надо вовремя энергию сбрасывать, чтобы она не запирала мозги и не тормозила дурную кровь. Ну, чиновники тоже люди: терпели, терпели, снюхались меж собою и продали партию ради трех «б». Нельзя оставлять на потом то, что можно сделать сегодня, говорил незабвенный Карл Маркс. И вот дожили до ручки, и придется нам скоро менять вывеску газеты «Заветы Ильича» на «Привет Ильичу».