Читать «Избранное. Том первый» онлайн - страница 130

Георгий Караславов

Как только старухе стало лучше, она запретила домашним за ней ухаживать. Даже попыталась встать, но Иван запугал ее:

— Лежи, а то ведь болезнь и вернуться может.

— Неужто может?

— Может, и тогда тебе уже не встать, так ты и знай.

— Ох, лучше бы мне лечь в нее, в черную-то, я бы тогда отдохнула, — запричитала старуха печально и певуче. — Помереть легко, когда все у тебя налажено. А когда так, как у нас…

— Лежи, лежи! — шутливо отозвался Иван. — Помирать-то всякий умеет… А ты поживи попробуй…

Старуха опять легла. И лежала, пока совсем не выздоровела.

30

С тех пор, как умер Минчо, прошло семь месяцев. Лежа в постели, старуха пересчитывала их по пальцам. До годовщины осталось еще пять. Вот минуют и они, и не заметишь, как пролетят. Справят по умершему поминки, а потом сноха найдет себе мужа, подхватит свое барахло и уйдет. А уж если уйдет она из дома, иди гоняйся за ней — ничего с ней больше не сделаешь. Вернуться-то она вернется, да вернется, чтобы душу из них вынуть. И как войдет во двор, не поглядит на тебя как свой человек, а наступит тебе на шею и сдавит ее: «Раздел!» — скажет.

Старуха металась на постели, тяжело дышала, погруженная в свои мысли и страдания. Дни шли, а она все ждала, все собиралась что-то сделать. Но так ничего и не делала, сидела сложа руки…

«Да что же делать, господи боже мой! — думала она, ломая пальцы. — Что делать, коли все против нас!.. Налаживаешь и думаешь одно, а получается другое. Только все жду да жду: вот она сляжет, проклятая, вот разнедужится, а она хоть бы что, ничего с ней не поделаешь. Сама свалилась, еще немножко — кончилась бы раньше времени… И больше не знаю, как быть, запуталась».

Мариола стала нервной, беспокойной, суетливой. Все ей казалось, что она что-то позабыла. При виде Тошки глаза ее загорались, на язык просились злые, оскорбительные слова. И как она ни сдерживалась, стараясь не вымолвить ни одного резкого слова, все-таки два-три раза изругала сноху. Иногда она заводила речь о том, о чем ее никто не спрашивал да чего никак и не следовало говорить. И постоянно твердила про землю, про имущество, рассказывала, как они с мужем все это покупали да как мучились. А то вдруг накидывалась на Тошку за то, что та не убрала лопаты или поставила корзину не туда, куда следовало. Раза два-три Иван слышал эти придирки, и сердце у него щемило.

«Неужто она опять за свое принялась? — в страхе спрашивал он себя, повесив голову. — Или она всегда была такая, только я этого не замечал, многого не слышал?»

Что же делать? Пойти к матери и поругаться с ней? Упрямая она, самодурка, не послушается, не посмотрит на него. Вот разве только испугать ее, сказать, что про них опять все село судачит… Ведь если она чего и боится, так людских толков. А не боялась бы, так уморила бы Тошку, как собаку, выгнала бы ее из дома…