Читать «Маленький Глинка» онлайн - страница 15
Ал. Алтаев
На чердаке, возле пансионского мезонина, поселил он голубей и кроликов: на живой природе наблюдал он то, что слышал на уроках, а впоследствии, в старших классах, он посещал и кунсткамеру под руководством хорошего преподавателя профессора Зембицкого.
Легко давались ему и языки: к изумлению профессора, он изучил немецкий язык в полгода; латинский, преподаваемый Колмаковым, его очень увлекал; удачно шли и уроки французского, английского и персидского языков; легко давалась и математика.
На рисовании у него, что называется, «набилась оскомина» — неумелые преподаватели замучили Глинку, и в конце концов он бросил эти уроки.
Но и в плохо поставленном пансионе у Глинки были светлые страницы. Уже пожилым человеком он всегда вспоминал смешного подинспектора и, всегда с чувством некоторого стыда, — те шутки, которые над ним проделывали пансионеры.
Зачинщиком таких штук большей частью являлся шаловливый Соболевский. Раз Соболевский собрал товарищей в рекреационном зале и объявил им:
— Я познакомлю вас со своим новым произведением, друзья мои. Оно поётся на мотив «Душа ль моя, душенька!» Выучите только хорошенько слова.
Ученики столпились вокруг Соболевского и затянули, глядя в листок:
Подинспектор Колмаков Умножает дураков;
Он глазами всё моргает И жилет свой поправляет...
Кантата была длинная, и, конечно, в ней высмеивался бедный подинспектор, которого, в сущности, все мальчики по-своему горячо любили.
— Молодец Соболевский!
— Качать его!
— Ура, ура, Соболевский! — кричали пансионеры.
Прошло несколько дней; весь пансион знал назубок песенку Соболевского, а вечером, не сговариваясь,
мальчики затянули её хором за ужином, едва в столовой показалась знакомая фигура Колмакова.
Подинспектор остановился. Его пуговочка-нос поднялся кверху; на плоском рябоватом лице появилось выражение изумления. Вдруг он разобрал слова:
Подинспектор Колмаков Умножает дураков...
Лицо Ивана Екимовича побагровело; он часто-часто задёргал поднимающийся вверх жилет и стремительно ринулся к тому месту, откуда слышалась песенка.
— А? Что? Кто это кричит? — визгливым дискантом прозвенел его негодующий голос.
Опять тихо; уста жуют, а звуки несутся уже с другой стороны столовой.
Голос Ивана Екимовича повысился до резкого визга:
— А, что? Мальчишки, невежи, накажу!
И он вылетел вон.
Все были смущены, хотя никто не ждал наказания, но у всех было на душе смущение, что обидели любимого преподавателя.
В дверях появился дядька Савелий.
— Стройтесь в пары! — мрачно скомандовал он. — Сейчас придёт господин мусью Биттон.
— А что же подинспектор?
— Гневаются... — коротко заявил дядька.
— А про наказание не поминает?
— Не-ет... только гневаются...
И всегда добряк подинспектор только «гневался», но никогда не наказывал.
В пансионе Миша не забросил музыку. Уметь легко бренчать на фортепиано было в то время признаком хорошего тона; занятие музыкой входило в состав всякого дворянского воспитания. Глинке дали и музыкальных учителей, и поставили для него фортепиано.