Читать «Сталинские репрессии. «Черные мифы» и факты» онлайн - страница 43

В буржуазных конституциях такие ограничения еще могли иметь какое-то значение, поскольку давали рабочим определенную защиту от буржуазного государства. Но в Советской Конституции подобным компромиссам не было места. По словам Сталина, она “пришла в свет не в результате сделки с буржуазией, а в результате победоносной революции”. Это означало не равновесие или соглашение между противоборствующими силами, а диктатуру пролетариата…

Каждое государство и каждое правительство есть орудие господства правящего класса. Диктатура пролетариата, как любая другая форма государства, была, по выражению Ленина, “особой дубинкой, rien de plus” (“ничего более”), цель которой – сломить и подавить эксплуататорские классы. Отсюда следовало, что власть, которой конституция облекает такое государство, по сути своей неограниченна, безраздельна и абсолютна.

Именно исходя из таких взглядов, Советская Конституция не содержала признания «конституционных гарантий» или прав граждан на защиту от государства… Марксизм отвергал буржуазное представление о том, что свобода индивидуума может быть гарантирована невмешательством государства в его дела; такая свобода в условиях классового правления была формальной и неэффективной. Чтобы дать рабочим подлинную свободу, нужны позитивные действия. Так, Конституция РСФСР обеспечивала рабочим свободу совести путем отделения церкви от государства и школы от церкви; свободу мнений – предоставляя рабочим “все технические и материальные средства к изданию газет, брошюр, книг и всяких других произведений печати” и для их распространения по всей стране; доступ к знаниям – предоставив “полное всестороннее и бесплатное образование”. Свободу рабочего следовало защищать не от государства, а с помощью государства. Конституция как раз и давала обещание и гарантию такой защиты. Представление о противоположности интересов личности и государства было естественным для классового государства. Интересы отдельного рабочего совпадали с интересами рабочего класса как целого; было бы нелогично и нелепо противопоставлять его рабочему государству».

Но если признавать, что именно эти принципы, прямо вытекающие из марксистской теории и работ Ленина, были положены в основу советского конституционного строительства – а лично у меня нет оснований в этом сомневаться, – то это означает, что советская конституционная система была принципиально отлична от западной, что осуществляющая диктатуру пролетариата верховная власть была надконституционна, если угодно – имела полномочия коллективного монарха.

И как же тогда при анализе событий 20–50 годов XX века, а конкретно в вопросе внесудебных органов, появились утверждения об их незаконности в связи с антиконституционностью? Ну ладно со стороны современных исследователей XXI века, но со стороны верхушки ЦК КПСС конца 80-х годов? В записке Комиссии Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями (с этой записки началась горбачевская кампания по реабилитации), сказано: «Имела место антиконституционная практика, носившая организованный характер. Ее крайним выражением стали… массовые репрессии, произвол, депортации». В какой же, интересно, системе координат мыслило Политбюро и последний генеральный секретарь ЦК КПСС и что они знали о системе, которую возглавляли?