Читать «Мои седые кудри» онлайн - страница 134

Тотырбек Исмаилович Джатиев

У меня дух перехватило.

— У нас в доме блохи никогда не было! — не удержалась я и хотела уже выбежать, обида душила.

— О-о, да ты еще и злючка! — засмеялась Дарихан. — Подай халат, куда бежишь! — Она отложила гармонь и потянулась, зевнула.

Что красивой она была, это верно. Все при ней. И стать и походка. Распущенные каштановые волосы доставали ей до самых пяток. О таких в сказках рассказывают. В одной тонкой рубашке, босая, бегала она по дорогому ковру от шкафа к шкафу и перебирала свои бесчисленные шелковые платья.

— Ну прямо не знаю, что мне сегодня надеть? — досадовала Дарихан. — Проклятая война. Из-за нее ходи в старых платьях. До сих пор посылка не пришла из Парижа. Агубечир заказал там платья…

Париж я приняла за портного и посочувствовала барышне:

— Наверно, портной этот шьет теперь солдатам шинели. Ему не до платьев…

— Париж — город, глупая, — усмехнулась Дарихан. — Нигде в мире так не шьют платья, как во Франции. Если бы не война, мы бы женили Агу и уже побывали бы в Париже…

— А хозяин говорит, что когда война, тогда больше ценится хлеб и скот тоже… И миллионером легче стать… А миллионер это кто — царь? — спросила я.

— Дурочка ты, — фыркнула она. — Царь — один, а миллионеров — много. И знать тебе это совсем необязательно… Мне горе, лучи моего солнца померкнут и о золоте забуду, если брат мой с войны не вернется… А не дай бог, о моем милом черную весть услышу — свет сойдется клином и темной ночью станет. Такая вот польза мне от войны, глупая ты…

После этих слов я даже пожалела барышню. Значит, и ей нелегко. И у нее горе. Не всем война — благодать… Вспомнила, как недавно погнали на войну лучших наших ребят. Ехали они верхом на лошадях и пели «Додой». А женщины плакали навзрыд, будто над мертвыми склонялись. Мама наша так по отцу убивалась… Но никогда не видала я, чтобы живых вот так же оплакивали. Где-то шла большая война, и боли ее я начала чувствовать, только когда мимо нашего села стали проходить поезда с ранеными. Барышня Дарихан теперь все чаще брала в руки гармонь и пела грустные песни. И слезы наворачивались у нее на глаза. Иногда она уводила меня к Шанаевскому переезду, и там мы просиживали подолгу, встречая и провожая проходящие поезда. На фронт они везли молодых парней, везли скот и зерно, которые выгодно продавал Дженалдыко, чтобы стать миллионером. Обратно поезда привозили изувеченных парней, искалеченных отцов. Мертвые оставались в далекой земле неутешенные…

К счастью для барышни, в вагонах с красными крестами пока еще не провезли к Беслану брата ее, Агубечира, и любимого, суженого Ирбега. Лишь почтальон раз или два в месяц приносил от них письма.

В те дни хозяйка Ирахан, поплакав над карточкой сына и намолившись, отправлялась в хлев, где стоял жертвенный бык, и принималась гладить его и проливать слезы.

За то время пока я находилась в услужении у господ, этот серый породистый бычок вымахал в здорового быка. На рогах у него всегда были повязаны шелковые банты, на шее висел звонкий серебряный колокольчик. А в праздники Дженалдыко прикреплял ему между рогами горящую свечу. И пока она догорала, я должна была стоять возле быка и следить, чтобы свеча не упала. Однажды в ночь святого Георгия свеча, как всегда, горела на своем месте. Было холодно, я продрогла и пошла к печке погреться. Думала, не заметят. Погрелась немного, а когда вернулась, шерсть на голове у быка уже опалилась, он фыркал, мотал рогами, старался сорвать цепь.