Читать «Четыре фрейлины двора Людовика XIV» онлайн - страница 19

Все это было произнесено с грацией, смягчающей строгость выражения, но с выражением решимости, доказывающей некоторую силу характера.

— Значит, я должен отчаиваться? — сказал Людовик XIV, отступая.

— Непременно, государь.

— Не смотря на то, что вы выдаете себя за искреннего друга короля, вы без всякого сожаления и стыда причиняете ему сильное огорчение?

— Я испытывала бы гораздо больший стыд и большее сожаление, если б приняла страсть, на которую отвечать я не в состоянии, и выказала бы чувство, которое мне никогда не позволит испытать одно лишь благоговение пред вашем величеством.

— Вот благоговение, которое сделает меня очень, несчастным!

— Не верьте этому, государь, соблаговолите только обратить ваше внимание на прохаживающихся там личностей, в глубине большой галереи: ваше величество тотчас же найдет там прелести, заслуживающие более внимания, нежели мои, и сердца, которые, сами не отдавая себе в том отчета, уже сильно за вас бьются.

— На самом деле, — сказал монарх, уязвленный наконец столь сильным сопротивлением и считавший, что для поддержания своего достоинства не должен позволять себя долее мистифировать эту простодушную восемнадцатилетнюю девушку, — вы очень может быть правы, сударыня, я не простил бы себе если б поколебал столь твердую добродетель.

— Я пойду поздравить с этим вашу обер-гофмейстерину.

Все это произошло в боковой гостиной, смежной с большой галереей и комнатой Людовика XIV в Версальском дворце.

Двери были открыты, везде был народ, можно было видеть тех личностей, о которых говорила девица Бовё.

Но, по всегдашнему придворному обычаю, как только замечали короля разговаривающим с кем-нибудь дружеским образом, тотчас же скромно удалялись, без всякого принуждения; этот разговор, происходивший перед картиной Ле-Брён, недавно только что поставленной в гостиной, имел вид простого рассуждения о живописи.

Впрочем, этот государь привык очень мало говорить с мужчинами в собраниях, где находились женщины, он приберегал свою любезность и свой ум для последних.

Г-жа Монтеспан находилась в галерее, где, хотя и выказывала притворную живость и развлечение с окружавшими её придворными, но все-таки не теряла из виду двух действующих лиц этой маленькой комедии.

При виде идущей к ней фрейлины, совершенно красной, но без замешательства, и читая со своим обычным искусством в чертах короля какое-то принуждение и неудачу, плохо скрываемую улыбкой, она всё поняла.

И тогда, подходя к ним, чтоб сократить им половину дороги, она сказала:

— Ну, что же! Согласились ли вы в достоинствах этой картины?

— Это невозможно, — отвечал король; — у нас не одинаковые понятия насчёт живописи; девица Бовё и я понимаем искусство совершенно различным образом.

— Ах! как? неужели, дорогая Урания, вы так мало ещё походите на куртизанку? — сказала Фаворитка голосом, выражавшим легкий упрек, но вместе и признательность к прелестному ребенку, не пожелавшему стать её соперницей.