Читать «Бог Непокорных» онлайн - страница 124

Андрей Владимирович Смирнов

— Как ты остановишь Князя, венценосец? Мы можем лишь ждать, пока Старшие боги не сочтут, что пришло время явить свою мощь.

— Выжидая, мы дождемся того, что нам вмешательство Старших уже ничем не поможет.

Янхарт тяжело вздохнул. Он механически, раз за разом, протирал один и тот же лист.

Лепрекон настойчиво предлагал ему воспользоваться лейкой, но Янхарт, кажется, совершенно не замечал его усилий.

— Не знаю, что тебе сказать, мой друг, — произнес старый король, когда Кадан уже почти перестал надеяться на ответ. — Попробуй найти способ. Поговори с королевой и ее мужем.

Иногда бывает так, что выжидать плохо, но действовать еще хуже, а иногда бывает наоборот, и кто предугадает заранее, как выйдет? Действие кажется тебе меньшим злом потому, что ты склонен действовать, мне же меньшим злом кажется выжидание.

— Хорошо. — Кадан поклонился. — Я понял вас, мой господин.

— Удачи тебе, капитан, какой бы путь ты не избрал. Надеюсь, помимо двух плохих путей есть и другие, лучшие.

Кадан вновь молча поклонился и огляделся в поисках волшебной двери. Растения закрывали обзор, но он уловил мягкое мерцание голубого водоворота справа, за раскидистой пальмой, толстый ствол которой был похож на бочку. В следующий раз, когда он попадет сюда, это помещение будет другим — библиотекой, или кабинетом, а может быть, залом для медитаций или храмом Солнца — все зависело от настроения старого короля и состояния его души.

Глава 14

Когда Палач возродился, множество подчиненных ему духов пробудилось от сна. Их сон был различен: одни долгие века пребывали в подобии комы и совершенно бездействовали, другие, лишившись своего властелина, ослабели, утратили значительную часть разума и кое-как прозябали, третьи были притянуты силами иных Князей и переродились под действием этих сил — сейчас же они мучительно менялись обратно. В Тасканайре, одном из миров шестого круга Преисподней, среди гор, сложенных из мглистого хрусталя, среди движущихся теней и кровососущих туманов, находилось проклятое место — круг из поваленных идолов. Они лежали здесь уже бесчетное множество лет, само же место казалось безжизненной проплешиной на магическом теле мира. Когда сила Палача проникла сюда, идолы стали медленно подниматься, возвращаясь на прежние места; мертвое место вдруг зажило какой-то особенной жизнью, зловещей даже для Лекойтбалаокхгарба, населенного призраками драконов и душами черных магов. Идолы представляли собой зримые воплощения духов табу — было еще несколько подобных мест в этом и соседних мирах, но они сохранились хуже и для их восстановления требовалось больше времени. Люди всегда полагали — зачастую полуосознано, на уровне инстинктивных ощущений, но иногда и совершенно сознательно, пристраивая к этой иррациональной внутренней уверенности соответствующие религиозные постулаты — что правила и запреты даны человечеству Небесами, в то время как Преисподняя толкает обитателей земли на преступления и нарушения запретов. Отчасти это ощущение соответствовало действительности, однако, в силу смешения Света и Тьмы в тварном мире не осталось ничего, что сияло бы одним только небесным светом без всякой примеси скверны, и не было ничего злого, в чем также не содержалось бы частицы добра. В явлениях и силах, которыми повелевал Палач, это смешение зачастую доходило до своего предела, до полной неразличимости истоков смешанных сил, однако всегда осуществлялось таким образом, который в итоге вел к омертвению, стагнации, косности всех светлых элементов, которые содержались в правилах. Это неудивительно, ведь Палач был порожден Горгелойгом именно в качестве оружия против Солнца и его Князей — еще в те времена, когда Темный Творец полагал, что сумеет поглотить и подчинить себе свет, не разрушая тварного мира. Упорядочивающая сила Солнечных порождала правила и законы, предназначенные объединить тех, кто принимал их и следовал им, сделать существование более понятным, комфортным и безопасным — но Палач превращал правила в табу, в нормы, которые следовало выполнять неукоснительно даже тогда, когда они утрачивали всякий смысл или становились откровенно вредны. Человечество плохо осознавало силу и масштабы табу, наложенных на те или иные действия, поступки и даже мысли, однако тем последовательнее оно подчинялось запретам, чем хуже их понимало. Запрет со временем вживался в культуру, становился неотъемлимой ее частью, чем-то таким, что казалось всем самоочевидным и общепринятым, а нарушитель вызывал омерзение и порицание, его можно было безнаказано травить, ибо, преступая правила общества, он автоматически терял так же и право на защиту. Табу имели огромную власть над человечеством, и их духи, пребывавшие в спячке до возрождения Палача, также обладали огромной мощью. Теперь они пробудились. Они были яростны и голодны.