Читать «Конъюнктуры Земли и времени. Геополитические и хронополитические интеллектуальные расследования» онлайн - страница 155

В этом и состоит общность между империями и космополитической цивилизацией, сформированной наступлением Запада. Общим оказывается конфликт между групповыми, в том числе этническими, ценностями и необходимостью для их носителей смириться с подчинением этих «теплых», «своих» ценностей – «холодным», «чужим» универсальным нормам. В деле Салмана Рушди Запад говорит Востоку: «Веруй во что хочешь, но не смей выдавать себе алиби, ссылаясь на благодать! Благодать благодатью, а нормы – нормами!» Не так ли и Рим позволял подданным чтить любых богов, лишь бы не в ущерб гражданским обязанностям перед Гением Императора – Хранителем Державы?

Но здесь же видим и глубокое несовпадение между имперским принципом и теми интенциями, которые направляли экспансию Запада. Для империи главной оказывается интеграция отдельных «суверенных» по своим ценностям этнических, территориальных и прочих групп в единую систему Напротив, для западной цивилизации доминирующей становится функция адаптации и утилизации мирового пространства. Ей и подчиняется экспансия.

Хотя такую цивилизацию и объединяет с империей стремление к мировому «пространству нормы», но в то же время разводит с имперским идеалом негативное отношение к довлеющим себе структурам власти, играющим непомерно большую роль в жизни любой реальной империи. Подобная цивилизация может использовать в своих нуждах имперские механизмы, пока они достаточно рентабельны с точки зрения «экономической доминанты». Но она без особого стресса откажется и от имперского аппарата, как только для осуществления ее основных функций более эффективными представятся иные инструменты – скажем, «неоколониалистского» типа. Этого как раз не понял Ленин, прогнозируя будущий крах капиталистической цивилизации вместе с империализмом.

Суверенитет против авторитета?

Расцвет колониальных империй не случайно совпал по времени с бумом вокруг идеи «народного суверенитета». Охват мира западной цивилизацией в эту пору принимает образ экспансии суверенных буржуазных государств, закономерно перерастающих в столь же суверенные империи. Вообще идея «суверенитета» патетически пронизывает всю историю империй Нового времени: они растут под знаком «суверенитета» и под ним же распадаются, как только отдельные «национальные» территории в своем росте самоопределяются, выпадая из имперских рамок. Возможна и обратная последовательность этих фаз, как видим на примере гитлеровской Германии. Она сначала под лозунгом «права наций на самоопределение» поглощает немецкоязычные области бывшей Австро-Венгерской империи, а заканчивает попыткой создания панъевропейского рейха. В неустанной грызне малых национальных государств Восточной Европы в 1930-х годах за кусочки пограничных полиэтнических территорий в гротескной форме проявляется все та же роль суверенитета, силой крушащего и силой же строящего мега– и микроимперии.

Разложение империй после Второй мировой войны рука об руку идет с процессами «упадка суверенитета» в западных государствах. Жесткое размежевание суверенных колониальных сфер отмирает по мере первых шагов Запада к сращению в огромную политико-экономическую конфедерацию. Борьба начала 1960-х годов, увенчавшаяся принятием бывших колоний в ООН, напоминает в исторической ретроспективе Союзническую войну I века до нашей эры, когда города Италии, восставшие против Рима, добивались отнюдь не свободы, но полноправного римского гражданства. По существу, они требовали от Рима побыстрее стать империей! Аналогично интеграция Запада и деколонизация, снимающая с государств евроамериканской цивилизации «бремя белого человека» – бремя колониальных суверенитетов, – это два органически связанных процесса, облегчавших и подстегивавших друг друга, вместе работавших на создание единого постимперского мира.