Читать «Конъюнктуры Земли и времени. Геополитические и хронополитические интеллектуальные расследования» онлайн - страница 138

Есть в подходе Яковенко что-то сближающее его со Збигневом Бжезинским. И прежде всего это мотив евроазиатского «нового равновесия» как достижимого в основном за счет России. Но если Бжезинский по доброте сердечной согласен на «конфедеративную Россию», состоящую из европейской и китайской сфер влияния, то Яковенко клеймит подобную конфедерацию как форму позднеимперского загнивания России (с. 139) и хотел бы, по крайней мере в третьей главе, такого решения, которое оставило бы от страны «культурно-гомогенный» клочок.

Да так, чтобы он безболезненно уместился по европейскую сторону любого окончательного размежевания Европы с Азией, не требуя ни затрат на свое удержание, ни усилий для своей защиты. Радикализм такого требования при теоретической зыбкости его оснований заставляет усматривать его истоки в очень специфической интеллигентско-западнической прагматике – той самой, которую Достоевский когда-то лихо пародировал в набросках к «Дневнику писателя»: «Окраины все это вздор, все это мелочи и с другого боку, все мелочи, Россия до Урала, а дальше мы ничего и знать не хотим. Сибирь мы отдадим китайцам и американцам. Среднеазиатские владения подарим Англии. А там какую-нибудь киргизскую землю это просто забудем. Россия-де в Европе, и мы европейцы, и преследуем цели веселости. А более никогда и ничего, вот и все…» [Достоевский 1984: 73].

Какой же еще смысл можно усмотреть в девизе «Победит будущее, а не “наши”»? Если под этим будущим понимать предполагаемую эпоху нового мирового равновесия, то не все войдут в него на равных, и для очень многих русских не все равно, как в него войти. Его «победа» будет победой тех обществ, которые максимально задействуют все имеющиеся у них возможности, чтобы сформировать это будущее под свое могущество, под свой проект. В «настоящем» борются множество «будущих», и, соглашаясь, что «победа будущего» не будет «нашей» победой, мы смиряемся с тем местом в «не нашем» будущем, которое, как мы надеемся, кто-то соблаговолит уделить искателям «целей веселости», по сути обряжающим смиренную обломовщину под «оптимальную, эффективную, динамичную» штольцевщину. Да кто же обязан был бы придерживать в будущем хоть какое-то место для столь бестолкового общества, которое бы «реалистично» прокламировало право на «конкуренцию за два базисных ресурса – людей и территорию» (с. 45) для кого угодно, кроме самого себя, и, молясь на «святую эффективность», не в состоянии было бы понять, что ее мерилом как раз и должна быть победа в этой конкуренции?