Читать «Софийские рассказы» онлайн - страница 7

Камен Калчев

…Светом новой зари я пленен, я влюблен В толпы, в эту несметную рать! Я не знал, не спросил, для чего я рожден И зачем должен я умирать…

В сущности, я уже знал, зачем живу и за что умру. Это наполняло меня гордостью. Все, что черпал из книг, я старался претворить в жизнь. С нетерпеливой поспешностью я шел от теории к практике. Теория говорила: капитализм нужно свергнуть, эксплуатацию человека человеком — уничтожить. Это звучало почти как заклинание. А практика направляла меня к университетскому зданию, где нужно было разбросать листовки к Первому мая. Я поднимался по длинной каменной лестнице, побледневший от страха и напряжения, и бросал листовки вниз. Потом я блуждал в бесконечных коридорах и притихших аудиториях, ждал, пока пройдет суматоха. Спустя несколько часов я рапортовал товарищам, которые меня ждали, что задание выполнено. Они восторженно хлопали меня по плечу и давали новое задание. Я выполнял все, что мне поручали. Мне было приятно подвергать испытанию свое сердце и тело. Я и не заметил, как глубоко сроднился с людьми. Они не были похожи на книжных героев. Эти люди пришли из самой жизни, и связь с ними помогла мне войти в литературу. Я начал посещать литературный кружок имени Христо Смирненского. Тяжелым и мучительным было мое вхождение в литературу. Ведь надо было научиться с помощью слова переносить случаи из жизни в литературное произведение, не копируя их, но так, чтобы оставалась правдоподобность и, если можно так выразиться, осязаемость.

Мои встречи в литературе происходили параллельно со встречами в жизни. В своем юношеском стремлении стать писателем я много читал и всем интересовался. Ходил на нелегальные собрания, разбрасывал листовки, писал на стенах лозунги, встречался с товарищами на чердаках и в подвалах, чтобы читать партийные документы. Мы обсуждали, спорили, создавали разветвленную сеть комсомольской организации. И все это сопровождалось моими первыми литературными опытами. Я уже написал рассказы «Собачья жизнь» и «Нерожденная любовь», в которых пытался связать литературу с жизнью. Но мне чего-то не хватало, что-то ускользало от меня, проходило мимо, мои слова звучали неубедительно. Совершенно ясно было видно, хотя я, тогда еще слишком молодой и неопытный, не сознавал того, что мне предстоит титанически трудиться, чтобы сделать свои произведения жизненными, реалистическими. Эти мои усилия полностью поглощали все мое время и силы.

Однажды вечером я и мои друзья собрались в старом глинобитном доме клуба-читальни имени Христо Ботева. Мы читали свои рассказы, обсуждали их, горячо спорили. Потом вышли в палисадник, чтобы продолжить спор. Тихо и славно было в маленьком палисаднике. Только мы, охваченные писательским тщеславием, нарушали тишину своими патетическими декламациями, вызывая недоумение влюбленных. Поздно ночью мы, голодные, но счастливые, возвращались домой, в свои студенческие комнаты, довольные, будто разрешили мировые литературные проблемы.