Читать «Весна гения: Опыт литературного портрета» онлайн - страница 40

Под влиянием деда сын фабриканта искал в религиозных фактах прежде всего красоту, а потом смысл. Легенду он ставил выше хроник. Может, именно поэтому Ветхий завет он предпочитал евангельским притчам. Образ Моисея был для него куда интереснее и привлекательнее евангелиста Луки или апостола Павла. Ни одна Христова притча не привлекала его внимания так, как библейские сказания о Самсоне и Далиле, Давиде и Голиафе, как псалмы Соломона. Фред читал Библию, как роман, извлекая из нее пищу для своего богатого воображения. По просьбе внука дед вынужден был десятки раз повторять трагическую историю Содома и Гоморры или горестную историю бегства евреев из Египта. В каждой библейской легенде мальчик открывал нечто огромное, светлое и могущественное, достойное любви и подражания. Открывая евангелие, Фред перечитывал лишь те страницы, которые рассказывали о поэтических преданиях. Его пленяли противоречивый образ апостола Петра, судьба блудницы Марии-Магдалины, он стремился постичь необузданную душу Саломеи. Юному Фреду казалось, что глубокое сомнение и сильная страсть – неизбежные спутники чистой веры. Вот почему он больше всего любил тех библейских героев, которые приходят к мысли о боге в результате глубоких внутренних конфликтов. Вот почему неверного апостола Фому он почитал больше, чем воинственного архангела Гавриила, ибо Фома олицетворял собой сомнения на пути к истине. Юноша больше сочувствовал раздвоенности Пилата, чем какому-нибудь святейшему великомученику…

Взлелеянный любимым Großvater, Фред уже не мог пассивно относиться к восприятию христианского учения, а с ясно выраженными внутренними симпатиями и собственными требованиями доискивался его источников. Мальчик готов был уверовать лишь в те страницы священного писания, которые совершенно явственно выделяли индивидуальную судьбу мифологического героя, готов был уверовать в те факты, которые вызывали раздумья и эстетическое волнение. Этот почти литературоведческий подход Фреда к истории христианства – плод его общения с мудрым дедом, логический результат всего его воспитания и его девиза «Бог – это мысль!».

Как полевой цветок тянется к солнцу, так и юная душа Фреда стремилась к сильному духу «гидальго из Хамма». Согретая его живым светом, она набиралась сил и мудрости, чтобы впоследствии навсегда оторваться от отравленной почвы обскурантизма. И никакие ветры, никакие бури не в состоянии были ни остановить роста, ни смять этот полевой цветок.

* * *

До шестнадцатилетнего возраста Фридрих Энгельс был глубоко верующим, подавлял в душе своей малейшие сомнения в существовании бога. То был период, предшествовавший его конфирмации, духовной зрелости под недремлющим оком церкви. Фред до конфирмации – в полном смысле слова – истинный христианин, «любимое дитя Иисуса». Он терпеливо перечитывает горы богословских книг, у него свой исповедник, он выступает в гимназии с рефератами на религиозные темы, пишет стихи, посвящая их всевышнему. Несмотря на свой от природы непокорный нрав, юноша с завидной щепетильностью соблюдает религиозную этику и церковные обряды, вызывая восхищение вуппертальского общества. Почти в каждом барменском доме, где есть дети, где игры и непослушание нередко берут верх над учтивостью и духовным совершенствованием, имя и поведение Фреда ставятся в пример. Господин Гребер, один из первых граждан Вуппертальской долины, по-настоящему счастлив, что его сыновья Фридрих и Вильгельм – ближайшие друзья молодого Энгельса.