Читать «Власть и наука» онлайн - страница 128

"По старым представлениям мы должны были начать свои исследования с нахождения пути химического или биохимического анализа отличий одних клубней от других. Но такой подход к решению многих вопросов в агронауке, в том числе и вопроса борьбы с вырождением посадочного материала, — не наш путь и не с этого нужно начинать" (73).

Параллельно он отверг вывод ученых о роли вирусов картофеля в порче клубней, приписав порчу только плохому действию внешних условий, а заодно решил отрицать необходимость изучения распространения вирусов в стеблях, листьях и клубнях:

"Ухудшение природы картофеля при культуре его в жарких условиях не связывалось с изменением породы в зависимости от условий жизни, а было зачислено в болезни" (74).

"Но так как возбудителей, то есть заразного начала, нельзя было обнаружить, то эту болезнь причислили к болезням, вызываемым фильтрующимися вирусами" (75).

Дальше события развивались по уже апробированной схеме: Лысенко организует газетную шумиху и протаскивает через Наркомзем УССР и СССР нужные ему постановления об обязательности летних посадок. В украинской газете "Коммунист" 21 марта 1935 года он помещает статью "За власну степову картоплю", а затем разражается вереницей статей в центральных газетах. 25 июня и 27 октября 1935 года он публикует статьи в "Правде", 15 июля и 15 сентября — в "Известиях", 26 марта, 28 апреля, 8 июля, 30 июля, 9 октября и 7 ноября — в "Социалистическом земледелии". "Возрождение сорта", "Обновление земли", "Картофель на юге", "Картофель на юге и теория стадийности", "Лiтня посадка картоплi" — повторяющиеся названия статей создают впечатление действительно новой победы Лысенко. Параллельно те же статьи с минимальными изменениями он помещает в журналах "Колхозное опытничество" (76), "Колхозный бригадир" (77) и др.

На сессии ВАСХНИЛ в том же 1935 году он выступил с откровенной саморекламой и заявил, что благодаря летним посадкам "на 1937 год весь юг будет обеспечен на 200 % посевным картофелем" (78). Спрашивается, а зачем нужны эти 200 %, хватит и ста. Но залихватский тон рождал такие же залихватские цифры. Лысенко уже не мог остановиться, его заносит, и появляются эти хлестаковские "тридцать тысяч курьеров". Точно так же он заявляет в 1935 году в одной статье о проверке летних посевов в 25 колхозах на 300 гектарах, а в другой статье (79) эта же цифра площадей у него возрастает в 20 раз.

В это время он начинает проигрывать еще один мотив, становившийся у него популярным. Он дает объяснение, почему его новинки никогда не появлялись на презренном Западе и никогда там не подхватывались практичными капиталистами. Он пишет:

"… признать изменение природы картофеля при культуре его на юге — это значит признать изменение наследственности организмов от условий жизни. Буржуазной же науке о наследуемости такую зависимость не выгодно было признавать. Не признает она ее и до сих пор" (80).

Как можно было законы экспериментальных наук объявлять буржуазными? Разве закон тяготения на одной шестой части суши действует иначе? Разве электрический ток при пересечении границы страны Советов перестает подчиняться закону Ома, а законы Менделя при этом меняют свой смысл и значение? Абсурдность таких утверждений ясна любому нормальному человеку. И уж совсем нелепо утверждать, что "буржуазной науке НЕВЫГОДНО ПРИЗНАВАТЬ" какие-угодно реально существующие факты и законы. Логичнее было бы считать, что уж если кому и выгодно "выжимать" максимальную пользу из научных исследований, то, говоря словами пропагандистов, прежде всего буржуям. Ведь для них чем больше прибыль, тем лучше. И, если борясь с вирусами, можно увеличить сборы картофеля, то они будут бороться с ними, как только можно. А если узнают, что не в вирусах дело, а в особом картофельном вырождении, то, будьте уверены, они и за "вырождение" примутся. Им, буржуям, лишь бы с выгодой остаться.