Читать «Хам и хамелеоны. Том 2» онлайн - страница 150

Оба офицера с крамольной откровенностью говорили о замалчиваемых с начала второй кампании потерях среди военнослужащих и мирного населения. Пятизначные цифры не очень-то удивляли. Те же данные Рябцев слышал от Окатышева. Но тот высказывался куда резче и откровеннее: интерес высших военных кругов к закулисным играм с главарями сепаратизма объяснялся не только непредвиденно большими потерями, которые несли в Чечне федеральные силы — цифры были заложены в план кампании и соответствовали предусмотренной «минимизации потерь», — и не только стремлением командования спасти честь воинства, в очередной раз поруганную, потому что оно в очередной раз провалило ряд ответственных операций. Но тем, что воинство, да и страну, снаряжавшую рать свою в поход, пора вообще спасать, как утопающих. И всё это вопреки басням, которыми пичкали весь мир правительственные чиновники, неспособные оказывать влияние на ход событий, неспособные отступиться от вчерашних бредовых решений, а еще меньше — отвечать за них. Хотя за любое из таких решений следовало нести ответственность не только перед своей совестью: за такое отвечают собственной головой…

Размышляя над тем, что ему приходилось слышать от Окатышева, Рябцев не мог иногда удержаться от предположения, даже если в него и закрадывалось что-то граничившее с искушением: а что, если в недрах армейской машины созрел какой-то негласный консенсус, причем без заговора, сам по себе, без нарушения людьми присяги?

Здравый смысл, безусловно, требовал от людей информированных, способных на реальные поступки делать всё от них зависящее, для того чтобы армия, ее структуры смогли сохранить дееспособность, уже потому, что она является частью фундамента, на котором держится любое общественное здание. Но более конкретно — они должны были делать всё необходимое, для того чтобы отстоять честь людей, которые доверили армии свои жизни, а таких людей насчитывалось даже не тысячи, в общей сложности счет следовало вести, наверное, на миллионы. И это общее настроение умов не могло не перерасти в организованные действия — рано или поздно. Вот и напрашивался вывод: что, если молчаливое большинство смогло сгруппироваться вокруг общих ценностей и на основе этих ценностей объединиться в мощную и до поры до времени невидимую силу, которая пока не успела заявить о себе во всеуслышание?

Несмотря на то что в своих размышлениях Рябцев чувствовал что-то и вынужденное и, как бы то ни было, неопределившееся, зыбкое, он понимал, что сама логика, которую он нащупывал в себе, не обманывает его. Миром правят не люди, а Бог. Бог правит всем, в том числе властью. Которая правит людьми… Чем это можно опровергнуть? Кому не хотелось верить не в абстрактную силу добра, которую сама якобы Природа закладывает, как фундамент, в души некоторых людей, но в силу осознанную, рациональную. Ведь только так она способна что-то созидать, а не только скапливаться в массу, не только удерживать мир от полнейшего краха, до тех пор пока эта масса не станет критической.