Читать «Сталин и НКВД» онлайн - страница 184

Леонид Анатольевич Наумов

На следующий день Хрущев ожидал звонка от Сталина, предполагая, что тот снова всех соберет. Но Сталин не звонил. «Поэтому целый день не обедал, думал, может быть, он позовет пораньше? Потом все же поел. Нет и нет звонка!» Все это было странно, потому что Сталин практически никогда не проводил выходные дни один. По рассказу Хрущева, «уже было поздно, я разделся, лег в постель» и в этот момент раздался звонок от Г.М. Маленкова, который сказал: «Сейчас позвонили от Сталина ребята (он назвал фамилии), чекисты, и они тревожно сообщили, что будто бы что-то произошло со Сталиным. Надо будет срочно выехать туда. Я звоню тебе и известил Берия и Булганина. Отправляйся прямо туда». Хрущев быстро собрался и поехал на ближнюю дачу, что заняло у него 15 минут. Кто еще был с ним, автор мемуаров умалчивает, но в мемуарах написано: «Мы условились, что войдем не к Сталину, а к дежурным, зашли туда…». Кто это «мы»? С кем приехал будущий руководитель страны? Из мемуаров не ясно: был ли он с Берия, Маленковым и Булгаиным? Или только с Булганиным?

Имен «чекистов», которые были в дежурке, Хрущев также не называет. «Они» сказали, что «обычно товарищ Сталин в такое время, часов в 11 вечера, обязательно звонит, вызывает и просит чаю. Иной раз он и кушает. Сейчас этого не было». «Мы» решили послать «на разведку» Матрену Петровну Бутусову «подавальщицу, немолодую женщину, много лет проработавшую у Сталина, ограниченную, но честную и преданную ему женщину». Оказалось, однако, что «чекистам» уже приходила в голову это светлая мысль, и они уже отправляли ее «в разведку». Она пришла и сказала, что «товарищ Сталин лежит на полу, спит, а под ним подмочено». Тогда охранники и сами решились войти, и увидели, что «Сталин лежал на полу в большой столовой», они перенесли его в малую столовую и положили на кушетку. «Когда нам сказали, что произошел такой случай и теперь он как будто спит, мы посчитали, что неудобно нам появляться у него и фиксировать свое присутствие, раз он находится в столь неблаговидном положении». После этого «мы» уехали «по домам».

Сколько их все-таки было? Двое? Трое? Четверо? Больше? Маленков и Хрущев жили в одном доме на улице Грановского, 3. Берия в особняке на Садовом кольце. Фраза «по домам» может означать, что разъезжались не в одно место. Несколькими строками ниже Хрущев скажет: «Мы условились, что Маленков позвонит всем другим членам Бюро, включая Ворошилова и Кагановича, которые отсутствовали на обеде и в первый раз на дачу не приезжали (выделено мной. — Л.Н.)». Впрочем, как скоро выяснится, это все могло быть и не очень важно.

Потом, спустя «небольшое время», опять раздался звонок от Маленкова, который предложил еще раз съездить на ближнюю дачу: «Опять звонили ребята от товарища Сталина. Говорят, что все-таки что-то с ним не так. Хотя Матрена Петровна и сказала, что он спокойно спит, но это необычный сон. Надо еще раз съездить». «Мы» опять собрались в дежурке, дождались приезда Ворошилова, Кагановича и врачей, и только тогда вошли в комнату. Обследовать вождя начал профессор Лукомский, который вскоре сказал, что у Сталина парализованы правая рука и левая нога, и к тому же он не может говорить. Состояние крайне тяжелое. Было принято решение установить постоянное дежурство врачей и «мы, члены Бюро Президиума, тоже установили свое постоянное дежурство». Не совсем, правда, ясно, в чем был смысл этого дежурства. Конечно, надо, видимо, чтобы кто-то мог принимать оперативные решения, обеспечивающие и врачей всем необходимым, и сразу дать Сталину необходимую информацию, если он придет в себя. Правда, для этого было бы достаточно и одного члена Бюро. Зачем два? Чтобы контролировать друг друга? Чтобы не дать одному человеку воспользоваться ВЧ связью? Чтобы не дать одному человеку «все доложить» вождю, если тот очнется? Дежурили в три смены: Берия и Маленков, Каганович и Ворошилов, Хрущев и Булганин. Маленков и Берия «взяли для себя дневное время, нам с Булганиным выпало ночное. Я очень волновался и, признаюсь, жалел, что можем потерять Сталина, который оставался в крайне тяжелом положении», — вспоминал Хрущев.