Читать «Сказания о Дьяволе согласно народным верованиям. Свидетельства, собранные Клодом Сеньолем» онлайн - страница 129

Клод Сеньоль

СССХ

ПОЛИЗАТЬ ЗАД ПАПАШЕ ЗЕВУЛУ

Вот, что поведал мне дорожный сторож из Солони.

«…Силу можно получить очень просто; если бы все это знали, то вообще не было бы никаких колдунов. Надо перестать посещать мессу в течение года, а затем темной ночью пойти на Нансейскую дорогу, туда, где она поворачивает направо, и, не доходя до конца, где-то на середине повернуться лицом к обочине. Эта дорога специально предназначена для свиданий с Папашей Зевулом (Pere Zebul), который, конечно же, и есть Вельзевул! Ему надо сказать так:

Я тебя, папаша, рад Попросить в полночный час Дать своей мне силы часть, А за это, а за это Полижу тебе я зад.

Если человек, делающий это, в течение года, действительно, ни разу не был на мессе, ему, конечно, придется исполнить то, что он обещал, но это будет безопасно. Но если все-таки хоть раз в гостях у Бога он был, то Папаша Зевул ему отомстит - вернется он со сгоревшими губами и будет уродом до конца дней своих… Посмотрите на мамашу Л. и все поймете!»

CCCXI

КОЛДУН ЖАН-ЛУ

(Монолог по поводу одного колдуна из Берри)

Кто гусей-курей сгубил, кинув им отравы? Молока лишил коров злым глазом, как косой? В поле ржи прикрикнул кто «Подсыхайте, травы!» Зайцу в поле кто присвистнул — Ин, замри, косой!? Ортенз чахнет, и Анжель глядит снулой рыбкой. Словно пень, высох Фарнан, вчера жив-живой, Зять папаши Франсуа стал головой не свой. Плачет юная Адель над пустою зыбкой. Вот веревка в дом вползает, и огонь в сарай, В стойлах лошади гудят, дохнут понемногу. Был наш край всегда, как рай, нынче страшный край. Загуляла проклять вся на широку ногу. Смерть чудит, балует злобно, нет управы злу. Тихо шепчутся в народе: «Это все Жан-Лу». Это Жан-Лу!.. Это все подлец Жан-Лу, всей деревни ужас, Наш колдун-бодун-ведун — о горе, спасу нет! В страхе мы гадаем все, за сараем тужась, — Кто, откуда родом он и сколько ему лет… Люди добрые молчат, знают, если даже, Знает Бог, еще небо знает — не гадай о том, Будет лучше, если ты себе верну стражу, Дабы порче не поддаться, сотворишь крестом In nomen fili sanctou spiritou. Знает тот, Другой!.. Другой… у, как же страшно, у!.. Знает Жана-Лу!.. У кого в лесу в друзьях проклятые твари — Аспид, василиск и волк, жрец козла Козлу, Жаба, мышь летучая и сова Лу-Лу. У Жана-Лу!.. У кого в поле в друзьях проклятые травы: Лютик, паслен, болиголов — называй траву! — — Ну, еще! — цикута, хмель… знает все отвары, Все отравы, взвары все — изведал кто их — ну! Только Жан-Лу!.. Кто там в полночь на погост идет в полнолунье, Открывает крышку гроба, кость берет на зуб, Кто танцует в круге там, где летает лунь? — я Бы сказал, да опасаюсь попасть ему в суп. Вышли прачки — где белье? — в полынье-шалунье Лишь воронка, и под лед все их белье ау. У него такие шутки — весело ему… Кому? Конечно, Жану-Лу!.. Не встречали ль вы его там, где две дороги Под луной пересеклись, — он весь там в белом, он Пляской поглощен своей — горят глаза и ноги! — Злобно щерится на крест, что древле водружен?! Раздается дикий вой там, как собачий гон — Ху-Ху-Ху-Ху-Ху-Ху-Ху!.. Ху-Ху-Ху-Ху-Ху!.. Через лес, через кусты, осоку-топь-траву Берегитесь, бойтесь все — кто к нам идет? — Ау! Это Жан-Лу! Он — огонь, танцующий по стене кладбища, Он — волчище-волкодлак во черном во лесу… Волчья стая по долам пищу рыщет-ищет… Кто Вожак у них, чей свист не тихнет на весу? Ясно, что вожак — Жан-Лу… все это он, Жан-Лу. Это Жан-Лу!.. Он один — повсюдусущий, словно зла крыло. Скажет слово, двинет пальцем — и свершится зло, Яд придет, порча, огонь — ничто не поможет. Может лишь отец-кюре кропильницей своей, Крестом и молитвою выжить эту нежить, Чтобы Другой (кто-кто?) подальше скрылся от людей, Лишь в «Большом Альберте» его имя скрыто, ей!.. Называть его не будем, скажем лишь — Злодей. Проклятое проклято — известно понеже, Так кропи, отец-кюре, кропи в каждом углу. Помоги нам, Боже, выжить, выжечь всю хулу! Здесь был Жан-Лу!.. Подшутить решил Жан-Лу под Анну Святую, На Жаннетт Филу навел он самый смертный грех, И висит она в петле жертвой тех потех. Сам кюре помочь не мог, жалко Жанну ту и Жалко всех, кто кончил так — но не спасти их всех! А ведь набожной была, как никто в деревне. Это ж надо — кончить так несчастливо свой век. Проклята теперь девица Церковью навек Клятвой нерешимою, вечною и древней. Кто ж так подшутил коварно над Жаннетт Филу, Кто ж так зол, что нет предела его глаза злу? Конечно, Жан-Лу! «Elohim bara ischah hits barakou!.. Baal Zebel yasar ischah rosch ouh! Ouh Baal Zebel!.. Baal Zebel!.. Baal Zebelle» Ты смеешься? Это зря! Страх здесь нужен велий! Кто тебя испортил, думай, пищу дай уму — Конечно, Жан-Лу!.. Но смотри! Влачишь ты словно нищенскую суму, Нестоянку, боль в башке, мыт, гнилые зубы… Ты бормочешь: «Я погиб, не нужен никому!» Успокойся, лекарь есть, ему хоть козу бы, Хоть тебя — одно лечить: все едины зуды, Лечит от всего, все боли ведомы ему: Это Жан-Лу!.. Все Жан-Лу сделать сумеет, может все Жан-Лу, От Резе о нем гремит молва и до Марлу — Велий Мастер тайных дел, не зримых никому, Хи-ха-хо! Смешно? Смеяться можете всему — Кто последним посмеется, хорошо тому — Конечно, Жану-Лу!.. Все бы так! — но нет печали боле никому, Чем ему — ведь он не знал даже женской ласки, Только сны он видит, плача, сказки наяву — Бедный Жан-Лу!.. Он подкидыш бессемейный, чужда мать ему. Эти сказки наяву все ему не в сказки… Словно сыч, сидит в лачуге, радуясь тому, Что придет весь бедный люд и скорчится в углу На коленях перед ним, как будто на колу. Вот вам Жан-Лу!.. Умереть в постели теплой дано не ему, Сдохнет псом в канаве, гадкий себе самому — Без креста, без поминанья, всем и вся в хулу, Сдохнет, скучный, равнодушный холоду, теплу, Даже птице, той, что вьется, черной, по крылу… Вот вам Жан-Лу!..