Читать «1941: неизбежный реванш СССР» онлайн - страница 130

Впрочем, спокойной совесть у Рундштедта, Блюментрита, Манштейна, Гальдера, Браухича и прочих высших генералов рейха была бы лишь в том случае, если бы они – коль уж они были такими стратегами, – четко и согласованно, все вместе, заявили бы фюреру о невозможности их участия в походе на Россию. Невозможности постольку, поскольку германский генералитет не желает и не может принимать на себя ответственность за будущий крах рейха. В случае решения на войну все генералы коллективно подают в отставку.

Никого бы за такие заявления Гитлер не расстрелял, а вот от планов войны, столкнувшись с открытой оппозицией генералитета, мог бы и отказаться. Тот же генерал Блюментрит – перед войной начальник штаба 4-й армии, дислоцировавшейся в Польше, пишет, что до января 1941 года ни командующий армией фельдмаршал фон Клюге, ни его штаб не получали никаких указаний о подготовке войны с Россией. Лишь затем из штаба группы армий «Б» был получен некий приказ «с весьма осторожными формулировками, в которых намекалось на возможность кампании на Востоке и было много туманных фраз и общих положений».

С другой стороны, полезно знать мнение англосакса С. Л. А. Маршалла, официального главного историка Европейского театра военных действий, который писал: «Мнение Гитлера было решающим в военном совете лишь потому, что большинство профессиональных военных поддерживало его и соглашалось с его решениями. Наиболее рискованные решения Гитлер принимал отнюдь не против воли большинства немецких военных руководителей – многие разделяли его взгляды до конца».

Тут сложно с чем-то не согласиться. Но, так или иначе, Гитлер решил воевать с Россией – именно в 1941 году. Густав Хильгер пишет, что германский посол Шуленбург, вернувшись 30 апреля 1941 года из Берлина после встречи с Гитлером, уже в аэропорту шепотом сообщил: «Жребий брошен. Война с Россией – решенное дело!». При этом Шуленбург и Хильгер понимали, что это, скорее всего, означает начало конца рейха.

Их шеф, глава германского МИДа (аусамта) Иоахим фон Риббентроп тоже, пожалуй, это понимал. Если бы было иначе, то почему тогда во время беседы с советским послом Деканозовым, когда Риббентроп сообщал тому об объявлении войны, с шефа аусамта градом катился холодный пот, а в глазах стояли слезы? Это сообщал сам Деканозов, причем в обстановке неофициальной.

Да и редко цитируемое «записными» историками, но хорошо известное читателям этой книги письмо Гитлера Муссолини от 21 июня 1941 года выдает огромные колебания фюрера относительно успеха «Восточного похода».

Гитлер и сознавал, что испытывает судьбу, и не видел для себя иного выхода в ситуации, которая сложилась к лету 1941 года.