Читать «Возвращение в Михайловское» онлайн - страница 149

Борис Александрович Голлер

Он рассеянно взирал на свои худые чресла и поникший флаг младости.

– Я думала… во мне все это умерло уже. А больше думала – что никогда и не рождалось!.. – шептала она не раз. Он посмеивался над собой, что прежде, еще до всего, звал ее про себя «старушкой-Лариной». На самом деле, она была мадам де-Варанс из Руссо. (Ради нее он даже принялся перечитывать «Исповедь».)

О ней хотелось размышлять, ее судьба, привычки, склонности – все было необыкновенно привлекательно. «У женщин вообще нет характера, у них бывают страсти в молодости… потому и так легко изображать их…» – сформулировал он как-то для себя и не раз повторял, и был уверен в этой максиме… Но здесь все было иначе. Его мадам де-Варанс была сильна духом. Но абсолютно слаба в женском ощущении себя – не то что та – подлинная. Она вообще не сознавала, как выяснилось, что может собой нести кому-то радость. (После двух-то браков и родов – числом семь!) Она была невинна, как девочка. И удивлялась всякий раз: и это можно? и это?.. – когда он являл весьма рассеянную, признаться, изобретательность. В минуты страсти – лишь дрожала в ознобе или шептала невнятно… (Его кишиневские чиновницы приучили его к крикам диких кобылиц.)

В последний миг она как-то судорожно сгибала ноги в коленях и бросала их рывком на две стороны. Он удивился: – Что с вами?

– Не знаю, это только с тобой… А что? так нельзя?

Они много говорили в постели. Она была чуть не первой, с кем он в постели еще и говорил… В отличие от прежних коротких сопутниц, она отзывалась тепло о бывших мужчинах своих – то есть мужьях. Никаких других связей у нее не было. – Он был хороший человек! – про одного. Или: – Он любил меня!.. Не входил в мои затеи!.. (про второго.) К первому мужу – Вульфу, кажется, было нечто… подобие любви. Ко второму лишь привычка.

Иногда она вдруг прерывалась, чтобы сказать: – Я почему все это говорю? Тебе? Потому что вижу по глазам, что ты переживаешь – то, что я говорю. Зачем? не знаю. Может, чтоб написать еще одну поэму – вроде той, что ты пишешь. Но не все ли равно?.. – Он знал, что он первый человек, с которым она рискует говорить о себе – и, по ее понятиям – смеет говорить.

– Что это вообще… Семья, дом? Сближение тел или сердец… или состояний? Что это за омут такой, в котором люди столь часто не находят себя? Может, ищут – да! Но не находят!.. – И он после сам, оставшись один, старался додумать вслед ее словам.

И правда? что это?.. Унылое воспроизведение себе подобных? – Ищут, да… но не находят! – Он вспоминал Элизу и как они смотрелись с Воронцовым, стоя рядом. Хотелось отвести взор – от дисгармонии. Оттого и бежала к Раевскому, ища спасенья… Потом к нему… Чего искала? что находила? Чего ищут все, наверное. Слияния, понимания? А что больше? Он ей тоже немало успел порассказать о себе – насмешливо и легко, – то есть, пытаясь быть насмешливым и легким. Все, как неглавное – лишь о главном ни слова. Он даже чуть-чуть проговорился о Раевском – без имен, разумеется, и только про нечто демоническое в нем… и какое-то странное влияние, которое манило – и вместе отталкивало и тяготило.