Читать «Возвращение в Михайловское» онлайн - страница 146

Борис Александрович Голлер

Евпраксия превзошла себя и приготовила отличную жженку. Был праздничный пирог с мясом, и расстегаи с рыбой, и ростбиф, и трюфли в горчичном соусе. Рождественский гусь в яблоках – два гуся были поданы на стол – походил на деревянный саркофаг, и горки запеченных красноватых яблок вкруг него напоминали собой крымские камни. Все было красиво, если не представлять, что сказал бы об этом сам гусь. Бутылки аи откупоривались с чувством, и пробки били в потолок, и дамы уклонялись, смеясь и с изяществом, от непрошенных струй. Александр поедал лимоны кружками вместе с кожурой, не морщась.

К аи я больше не способен – Аи любовнице подобен… Способен, способен! Он пил много, почти не пьянея. Он умел иногда так. – Это зависело от настроенья… А бывало, он пьянел быстро.

Он восседал за столом – рядом с хозяйкой дома, и, некоторым образом, получал удовольствие: что был вместе с ней старшим и опытным, и им обоим так легко давалось взирать свысока на мелкие безумия младости, на эту светлую и неопасную зыбь… Приливы, отливы, перегляды. Возвышены умением прощать… Он не был счастлив, но… он больше не был несчастлив. Кажется!.. Так вышло!.. Евпраксия взрослела. Она начинала чуть полнеть – и готовилась стать миленькой пухленькой барышней. (Интересно бы снова с ней померяться талиями!) Может влюбиться в Евпраксию? Он улыбался, был доволен. Смущали только глаза Татьяны визави – взиравшие с испугом и с чувством. Татьяна была, естественно, Анна Вульф – а он был Онегин, что вовсе не радовало. Напротив, было неприятно. Платье хозяйки сладко шуршало у его бедра. И оттуда перетекало тепло. (А может, это уже не платье, она сама?.. придвинулась к нему столь опасно и щедро? Или он все же пьянел?) Так вышло, что делать? Так вышло!

После чая и кофия играли в фанты. Прасковья Александровна принесла откуда-то, верно, так же ивлекши из бабушкиных сундуков – целый веер карточек времен своей молодости, исписанных сплошь девичьими полу-детскими почерками и сплошь по-французски. Совсем запыленные, в пачке, они смотрелись, как зачитанная книга, будто кто-то за чтением загибал углы страниц и слюнявил пальцы. Сколько людей – или даже поколений – пытались выразить при помощи этих листочков – смуту и беспомощность наших чувств?

Александру прислал кто-то:

«Je ne vois qu’ a regret ces couleurs diferentesDon’t l’ Automne sans art peint les feuillesmourantes…»