Читать «Монады» онлайн - страница 312

Вообще-то для интеллектуала власть если не первая опасность, то все равно первой подпадает под подозрение. Именно этот самый властный ресурс. Претензии на абсолютное владение ситуацией (особенно в таком централизованно-бюрократическом образовании вроде нашего). Большие деньги, понятно, опасны теми же самыми претензиями. Но Гордон упорно не хочет видеть руку власти в этом деле. Не хочет и не хочет.

Да, там еще промелькнул сюжет о прямой попытке Ходорковского подорвать безопасность страны желанием продать акции какой-то иностранной фирме. Опять-таки, это вопрос именно к власти, которая должна контролировать подобное (или попускать – как ей приятнее). Акции же и созданы, чтобы продаваться.

Все время диалога я пытался понять, что это за такая позиция интеллектуала с серьезной позой лица и размеренно непреклонной интонацией голоса? Да и понял.

Как говорится: дурак, дурак, а мыла не ест. Вернее, интеллектуал, интеллектуал, а знает, где вовремя остановиться.

Во всяком случае, мне так представилось.

ПОСТОВОЙ

Не помню точно. Излагаю как запомнилось и с чужого голоса.

В самый момент злосчастного ввода советских танков в злосчастную же Чехословакию немногочисленная группа тогдашних мужественных диссидентов вышла с протестом на Красную площадь. Известный грузинский литературовед Гия Маргвелашвили тут же бросился на почтамт и отправил прямо-таки кричащую телеграмму Белле Ахмадулиной. Она была краткая. Что-то типа: Белла – ты Пушкин. И в данном случае к тому великому почитанию Ахмадулиной, которым был преисполнен Гия, как и весь грузинский народ, прибавлялся всеми ясно и легко прочитываемый (в тот период всеобщей литературной продвинутости и задвинутости) сюжет с декабристами. В смысле, что их, декабристов, дело погибать на площади, а поэт должен быть сохранен для высшего служения. Тем более что в нашем случае трагический исход был неминуем и абсолютно предсказуем. Нельзя разбрасываться поэтами для столь низменных забот, как всякие там протесты или революции. Опасения вполне понятны. Но надо заметить, как модель поведения это могло скорее бы быть предназначено интеллектуалу, чем поэту. Поэт, ведь он – всегда дитя, игрушка и игрище страстей, бросающих его в пекло самых невообразимых историй и переживаний. Где же ему место, как не в первых рядах ликующей толпы?

Припомнилась мне эта история по причине проигрывания подобного сюжета буквально в недавнее время на пределах всем нам родной Украины. В Москву приехали два наивиднейших украинских поэта – Андрухович и Жадан – поведать о собственном весьма активном и заметном участии во всенародном движении по прозванию «Оранжевая революция». Их вполне эмоциональные рассказы о произошедшем на удивление спокойно и даже скептически приняло московское интеллектуальное сборище (разве только за исключением эмоционального В. Ерофеева). И понятно. Тот, кто совпал с восторгом победительной народной массы, кто испытал эйфорию всенародного единения, вряд ли может передать это чувство, вернее, даже некоторое высшее экстатическое напряжение спокойным партикулярным обитателям более-менее налаженной жизни. Так бывает всегда. Но ведь и мы испытывали нечто подобное не далее как в 90-х годах. Так что вряд ли спокойствие и скептицизм аудитории можно было списать на нудность и невежество, как у каких-нибудь швейцарцев, не ведавших ничего подобного на протяжении нескольких последних столетий.