Читать «... а, так вот и текём тут себе, да ... (или хулиганский роман в одном, но очень длинном письме про совсем краткую жизнь)» онлайн - страница 545

Но что это? Что? Подумать только! На незначительном эпизоде, где актёр, после очередной вздрючки, впяливается в костюм на пять размеров больше и публика почти не реагирует, в изнеможении от предыдущих пароксизмов, из непомерных объёмов моей соседки выкатывается вдруг смех таких же габаритов. Ай, да комик! Однако, чем же он её пронял?

И спрашивается теперь: отчего смеются люди? Ответствую – от страха.

От страха?

Именно! Ведь, что может быть женщине страшнее уродящей одежды?

А вот когда у комика сорвалось вдруг седло с велосипеда и он с размаху насадился на трубку, что торчала там – в зале преобладало мужское гоготанье. Бабу, ведь, не испугаешь пустяковиной такой.

Что ты плетёшь? Смех от страха! Когда страшно – бегут, а не смеются. К тому же, хитромудрия твои выведены из смеха нижайшего пошиба, а смеются, ведь, не только когда кто-то споткнулся-оскользнулся-растянулся-упал-в-канализацию; бывает же и над остротами смеются. Эпиграммы ещё есть. Да мало ли!

Истинно, истинно говорю вам! Смех происходит от страха и есть просьбой и моленьем обращённым к неведомо кому, дабы не стряслось подобное с молящим, с тем, то есть, кто смеётся. У смеха вызванного изысканнейшими остротами та же подоплёка – страх. Здесь «ха-ха-ха» означает: «пусть надо мной так не пошутят».

А смех над самим собой – молитва: «да не угораздит меня боле».

Они неразлучны – страх и смех. Скажи над чем смеёшься и я скажу чего боишься ты!

Выходит, тот, кто никогда не смеётся, ничего не боится?

Милостивый государь! Мы рассуждаем не об аномалиях, а про среднестатистического представителя класса позвоночных, отряда млекопитающих, вида ль, подвида ль, человекообразные с латинской кличкой «homo sapiens». Так что не пудрите нам мозги.

Но тогда получается, что с помощью анекдотов можно узнавать…

Ага! Доходит? Отлично. Идём дальше. А вот, кстати, и километровый столб. Ну-ка, что поведает? Нет, не разберу, темно ещё.

Ну, и хрен с ним, пущай стоить. Не он первый, не он последний. Чего пристал к сиротке? Нужóн он тебе? Топаешь и топай своей дорогой.

Ах, извините. Право слово – без умысла и подвохов. Ещё раз прощения просим. Счастливо оставаться…

М-да… О чём это мы? Ах, ну, конечно: рассмотрение бессмертного вопроса классика: «над чем смеётесь?» Ответ – над тем, что боязно самим изведать.

Что есть предтечей смеха? Правильно – улыбка.

А улыбка это – что? Точно – это когда зубы скалят.

Допустим, встретились мы с тобой на первых ступенях эволюционной лестницы. Я тебя не знаю, что ты за стегозавр, ты меня – не двояко, ли, я дышащее. Паспортов нам тогда ещё не выдавали. Ну, значит, встречаемся и первым делом – чего?.. Верно! Оскаливаемся. Дескать, гляди, ежели чего, так у меня – во какие. Усёк, откуда эти хиханьки да хаханьки?

В элементарной своей основе, смех есть средством самозащиты с гегелевски двойственной функцией: отпугнуть и отмолиться.

Применяется, однако, не в случаях реальной опасности (тут уж не до смеха), а когда угроза эта мнимая, воображаемая. Не применяется при отсутствии угрозы или воображения, либо когда защищать уже нечего.