Читать «Цель номер один. План оккупации России» онлайн - страница 411

Но и о крайностях сказать несколько слов стоит. В ряде стран Запада феминизм принял такой оголтелый характер, что в униженное положение попали уже мужчины. Активистки феминизма представляют мужчин такими чудовищами, которых следовало бы возможно скорее извести под корень. В США приняты такие суровые законы о наказаниях за сексуальные домогательства, что чуть ли не любой мужчина за невинную шутку может быть приговорен к крупному штрафу, а то и получить тюремный срок. Мужчина, например, показал секретарше учреждения банан, что та восприняла как нехороший намек. По ее жалобе было проведено расследование, и доказательство оказалось налицо: кожура банана в мусорной корзине. Виновный отделался штрафом в несколько тысяч долларов. Многие связывают с таким размахом агрессивного феминизма и быстрое распространение гомосексуализма среди мужчин. Подробнее об этом можно прочитать в книге Александра Никонова «Конец феминизма. Чем женщина отличается от человека» (она есть в Интернете).

Но нам важнее разобраться в судьбах женского движения в России. Мы сами плохо осознаем, что российское общество исторически сложилось в достаточной степени матриархальным в отличие от большинства других, традиционных, патриархальных обществ. Это может показаться странным, поскольку русская культура поверхностному наблюдателю представляется обычно ярко выраженной патриархальной. Ведь ей никогда не была присуща куртуазная традиция (изысканно вежливая, учтивая рыцарская поэзия с культом служения даме и пр.), на которой взросла европейская цивилизация. На самом же деле куртуазностъ как раз висит гирей на европейских женщинах в их попытках доказать свою стопроцентную принадлежность к человечеству, поскольку основывается как раз на концепции принципиального неравноправия полов. Российская же аскетически-героическая традиция всегда видела идеал взаимоотношений мужчины и женщины в подлинном высоком товариществе, что нашло прекрасное выражение в словах русской советской песни: «Дан приказ – ему на запад, ей – в другую сторону…».

Ну а, пожалуй, главный вывод из сказанного – то, что именно Советский Союз стал первой в мире страной победившего феминизма. Только у нас женщины смогли с наибольшей полнотой реализовать свое право на юридическую самостоятельность (а активистки женсоветов, которые, рисуя трудности современных женщин, совершенно проходят мимо этого кардинального факта). Но сталинские контрреформы 40-х годов как бы подвели черту под тогдашним состоянием общества, сохранив сумевшие укрепиться завоевания революции и соединив их с достаточно старорежимными порядками в остальном. Не стало исключением и положение советских женщин: они успели прочно закрепить за собой право на труд, но еще не успели так же успешно утвердить право на карьеру, вследствие чего часто стали удобной рабочей силой для самых непрестижных и низкооплачиваемых работ.

Когда не перейдена разумная мера, в таком положении особой драмы нет: женщины вообще больше тяготеют к ответственной, но не руководящей работе. Но когда в обществе явно стоит на определенном уровне барьер, труднопреодолимый для женщин, – это, конечно, ненормальность. И яркий пример тому – наша гордостъ, космонавтика. Наши космические ракеты вознесли героев космоса в заоблачные высоты не только в прямом, но и в карьерном смысле. Первые мужчины-космонавты (Титов, Николаев, Леонов, Шаталов, Джанибеков), попав в «струю» бурно развивающейся отрасли, давно стали генералами. Лишь полковник Терешкова добрых тридцать лет тянула лямку в сем высоком звании, и только после этого соблаговолено было сделать ее генерал-майором авиации. Таким образом, наша героиня сумела первой преодолеть не только силу земного тяготения, но и «полковничий барьер» для женщин-военнослужащих. Она стала первым (не считая ответственного работника прокуратуры 30-х годов армвоенюриста Ульяновой, а позднее в железнодорожном ведомстве – начальника московского метрополитена Троицкой) отечественным женщиной-генералом (тогда как они давно были в китайской армии и даже в афганской!) И, думается, этот последний прорыв Терешковой более значителен, чем первый, и говорит он о многом.