Читать «Разные годы» онлайн - страница 39

— Лебедку, — говорит он, — придется оставить… Льдину, на которой она стояла, оторвало и унесло… Очень жаль!

Петр Ширшов вспоминает о лебедке, как о хорошем, верном друге. Много бессонных ночей провел молодой ученый наедине с этой лебедкой.

— Она хорошо и безупречно служила нам, — замечает с некоторой грустью Ширшов.

Иван Дмитриевич суетливо и хозяйственно перебегает от одной группы людей к другой, подбадривает, шутит, помогает грузить нарты, дает напутственные советы морякам, впрягающимся в упряжку, чтобы везти научные приборы и ящики со льдины на корабль.

Знаменитая палатка, которую построили зимовщикам во время высадки их на льдину, занесена снегом. После того как ледяное поле начало на языке Эрнста Кренкеля называться «осколком», отважные исследователи вели кочующий образ жизни. Под их жилой палаткой появилась трещина. Они переселились в шелковый прорезиненный «домик». Но спустя несколько дней шторм повторился, и шелковая палатка была разрушена. Зимовщики построили себе снежный домик. Они даже провозгласили лозунг: «Снег — лучший строительный материал!» В этом снежном домике они жили до дня снятия их со льдины. Иван Дмитриевич приглашает нас в гости:

— Заходите — только здесь холодновато.

Мы влезаем и сразу ложимся, потому что стоять не очень удобно.

— Вот как мы жили, — говорит Папанин.

Он связывает пачку серых тетрадей. Это дневник начальника станции «Северный полюс».

— В этих тетрадях, — замечает Иван Дмитриевич, — вся наша жизнь, до мелочей!

Папанин вылезает из домика. Евгений Федоров уже погрузил теодолиты и секстанты, магнитные приборы, оборудование своей обсерватории.

Быстро наполняются нарты. Из занесенной снегом палатки извлекаются книги по астрономии и магнитологии, романы Бальзака, трактаты Стендаля о любви. Книги смерзлись и тверды, как кирпич. За торосами висят шкуры медведей, — их тоже грузят. Теперь пора снимать ветряк — источник электрической энергии для радиостанции Кренкеля.

Вот он сидит в снежном домике и выстукивает простые слова, полные глубокого смысла. Не отрываясь от своей работы, Кренкель кивком головы приглашает нас к себе. Я сажусь у входа в домик, который можно было, пожалуй, скорее назвать снежным ящиком, потому что шелковую крышу домика сорвали. Папанин уже не вмещается, и он кричит, перегибаясь через мое плечо:

— Теодорыч, может быть, тебе малицу принести? Ты не замерз?

Эрнст Кренкель прерывает передачу радиограммы, говорит «нет», но быстро прячет руку в меховой сапог. Он потирает руки, стараясь быстрее разогреть их. Теперь мы понимаем, каких трудов стоила этому мужественному человеку передача даже маленькой корреспонденции с полюса.

Кренкель снова протягивает указательный палец к ключу. Мы видим окоченевшую, синеющую руку, на которую нельзя смотреть без волнения. Казалось, эти грязные, недавно ошпаренные кипятком пальцы Кренкеля отражают всю трудную жизнь четырех зимовщиков на льдине. Суставы с трудом сгибаются. Когда замерзает один палец, Кренкель начинает выстукивать другим.