Читать «Наполеон. Отец Евросоюза» онлайн - страница 172

Правда, старое дворянство и либеральная буржуазия смотрели на дело иначе. Несмотря на то, что множество дворян примкнуло к империи, в целом дворянство никогда не примирилось с ней совершенно. Двадцатилетнее господство абсолютизма, двадцатилетнее безмолвие на трибуне и в печати, разумеется, не обезоружили либералов. Отсрочка сессии Законодательного корпуса (31 декабря 1813 г.) и резкие слова, обращенные императором к депутатам на их прощальной аудиенции (1 января 1814 г.), усилили недовольство образованной буржуазии; с другой стороны, известие о переходе союзников через Рейн и их прокламации придали смелости роялистам. Манифест Шварценберга, схожий по смыслу с Франкфуртской декларацией, сводился, по существу, к той же формуле: мир Франции, война Наполеону. Недовольные не замедлили использовать выставленное союзниками разграничение между страной и государем. Они сопоставляли это заявление с фактом временного закрытия Законодательного корпуса: распустив народных представителей, говорили они, император сам подписал свой развод с Францией.

В этот молчаливый союз между либералами и роялистами первые, еще не имея определенной программы, вносили только свою жажду мести, а последние, при ясном осознании предлежащей цели, внесли свои надежды. Для них союзники были не врагами, а освободителями. Прежде всего они постарались напомнить французам забытое имя Бурбонов. Ежедневно в разных городах расклеивались афиши, объяснявшие народу, что союзники воюют за Бурбонов и не тронут имущества роялистов, и сулившие с возвращением законного короля мир, отмену косвенных налогов и рекрутских наборов. «Французы, – говорилось в одной из прокламаций Людовика XVIII, – не ждите от вашего короля ни упрека, ни пени, ни напоминаний о прошлом. Вы услышите от него лишь слова мира, милосердия и прощения… Всякий француз имеет равное право на почести и отличия. Король не может править без содействия народа и его выборных. Примите дружески этих великодушных союзников, отоприте им ворота ваших городов, предотвратите удары, которые неминуемо навлекло бы на вас преступное и бесцельное сопротивление, и да будут они встречены радостными кликами при своем вступлении во Францию». «Французы, – гласила прокламация Кондэ, – Людовик XVIII, ваш законный государь, только что признан европейскими державами. Их победоносные армии приближаются к вашим границам. Вы получите мир и прощение. Неприкосновенность собственности будет гарантирована, налоги уменьшены, ваши дети вернутся в ваши объятия и снова смогут обрабатывать поля.»

Мир, отмена налогов и рекрутчины – лучших аргументов в пользу самодержавия Божьей милостью при данном настроении народа нельзя было и придумать. Но приверженцы Бурбонов, конечно, не ограничивались этой словесной пропагандой. Скоро, в лице Витролля, д'Эскара, Полиньяка, они начинают просвещать союзнические военные штабы насчет умонастроения общества и оборонительных средств Парижа; другие, как Линч, возведенный Наполеоном в графы, выдают Бордо англичанам; третьи, как шевалье де Ружвилль, «всей душой преданный союзникам», и шевалье Брюнель, «готовый умереть за казаков», становятся во главе неприятельских колонн, чтобы вести их против французской армии.