Читать «Ёдок. Рассказы» онлайн - страница 184

– Зачем ты ей нужен будешь, кастрированный?

– Не знаю, Сашка. Вот ты, к примеру, никому не нужен, ты живёшь один. А я живу в паре, и мне кажется, что я тоже никому не нужен.

Уже стемнело, и они, не прячась, выпили по третьей.

Эдик закурил.

– У нас, Сашка, не дом, а притон какой-то, а мы, каждый из нас, кто здесь живёт, тусклые огни, которые загораются на всю свою мощь только в момент всеобщего празднества. Давай за это выпьем, наливай, – и он обратился ко всем собравшимся: – За типичную ситуацию, за нетипичных женщин, за типичную Россию, за атипичную пневмонию – за всё хорошее и плохое, будем!

– Будем! – поддержала баба Таня и заиграла туш.

2012 год

Чёрная смерть

Почему я пью? Этот вопрос у меня всегда возникает, когда я просыпаюсь с бодуна. Ответить на него я, естественно, не могу. Понятно почему. Ибо каждый день у меня начинается плохо.

Короче говоря, сидим мы с Борисом Ивановичем, соседом, на скамейке, напротив нашего пятиэтажного дома, где проживаем уже более двадцати лет. Он проживает с семьёй. Я проживаю один. Мы все проживаем здесь, не живём – обстоятельства такие: то свет отключат, то воды сутками нет, ни горячей, ни холодной, то канализация прорвёт, воняет на весь дом… Неосуществимые мечты, безработные мысли, кризисные планы, трясущиеся руки – это у меня. У Бориса Ивановича того хуже: неизвестно от кого беременная семнадцатилетняя дочь, остановившийся завод, жена – сука и стерва, как обычно бывает в таких обстоятельствах, тёща в больнице с инфарктом. О тёще Борис Иванович говорит прямо по Чехову: она дивный, чудный, святой человек, а такие на небе нужнее, чем на земле. Я, бывало, одёргиваю его, мол, так нельзя, а он мне в ответ: моя жизнь, мои выстраданные слова, не нравятся эти слова – не лезь в мою жизнь! Да я и не лезу, он сам, блин, всё рассказывает.

Так вот, сидим мы, значит, курим, а Борис Иванович прямо читает мои мысли, говорит:

– Эх, водочки бы сейчас испить!

– Холодной, – уточняю я.

И только мы заговорили об этом, как баба Варя с третьего подъезда подходит к нам с просьбой:

– Клавдия померла. Помочь надо.

– Благое дело, – говорю ей. – Поможем. И помянем. Обязательно.

Баба Варя почему-то плюёт себе под ноги:

– Тьфу, на тебя, Андрей! Остепенись. Звать-то больше некого, одни старики в доме. А ты нажрёшься раньше времени!

– Баб Варя, – говорю, – а чего тогда зовёшь меня, коль возмущаешься? Делать тебе нечего?

– Того – и нечего. Нет никого больше.

Родственников у Клавдии не было. Жила она одна. Как в заточении. За десять лет ни разу не вышла на улицу, даже на балконе не появлялась. Странная старушка.

Доглядывала за Клавдией тётка Ирка, также стоящая одной ногой в могиле. Десять лет, кабы не дольше, изо дня в день к Клавдии приходила. Я думал, тётка Ирка раньше на тот свет отправится. Ошибся. Ясно, что вся возня из-за квартиры, она у Клавдии однокомнатная была, и теперь переходила другому хозяину. Тётка Ирка говорила, что для сына старается, он уже седьмой год по съёмным квартирам шарахается с женой. Заработать сейчас свой угол невозможно, но я как мать должна помочь, раз силы ещё есть.