Читать «Жуков. Мастер побед или кровавый палач?» онлайн - страница 19

После ликвидации Тамбовского восстания Жуков был назначен командиром 2-го эскадрона 38-го Ставропольского кавалерийского полка 7-й Самарской кавалерийской дивизии. Тамошний старшина А. Л. Кроник оставил подробные воспоминания о своем командире: «Был он невысок, но коренаст. Взгляд у него спокойный, неназойливый, но цепкий, оценивающий. Скованности в позе комэска не угадывалось, но и той естественной расслабленности, которую может себе позволить человек, ведущий непринужденную застольную беседу, я тоже в нем не чувствовал. Движения его были сдержанны. Он, вероятно, был очень крепок физически, а в сдержанности каждого его жеста я чувствовал выработанную привычку постоянно контролировать себя, что свойственно людям волевым, внутренне дисциплинированным. Я сразу почувствовал, что мой комэск – настоящая военная косточка…»

Старшина отмечал, что Жуков категорически не терпел унижения опытными бойцами новобранцев или офицерами – подчиненных. И даже совсем неопытных и неуклюжих призывников старался ободрить и поддержать. Однажды в числе новичков Кронику под начало достался тихий, забитый, неказистый крестьянский парень. Он даже своего коня опасался, а конь, естественно, почуяв неуверенность, скалил зубы, становился на дыбы и не подпускал бойца к себе. Узнав об этом, Жуков посоветовал старшине учить бойца по-суворовски: «Суворов говорил: боится солдат ночью вдвоем в караул идти – пошли его одного. Надо человека наедине с собственным страхом оставить, тогда он страх преодолеет. Метод суровый, но так личность воспитывается». При этом командир нашел время, чтобы лично побеседовать с бедолагой: «Коня не бойся. Боевой конь – твой первый друг. Без коня никакой ты не боец. Что надо сделать, чтобы конь тебя любил? Относиться к нему с доверием, а не со страхом… И с лаской – конь ласку любит. Дай ему хлеба, иногда сахарку». И ведь подействовало: по словам старшины, незадачливый новобранец вскоре переменился до неузнаваемости.

«Он был человеком чрезвычайно сдержанным в личных отношениях со всеми, особенно с подчиненными, – рассказывал Кроник о Жукове, – и в этом проявлялось его понимание ответственности за своих подчиненных и понимание своей роли не только как строевого командира, но и как воспитателя. Он мог совершенно естественно и просто подсесть в круг красноармейцев вечерком и незаметно войти в беседу на правах рядового участника; мог взять в руки гармошку и что-нибудь сыграть под настроение (впоследствии он брал баян в руки гораздо реже, но любовь к хорошей и незатейливой песне и к игре на баяне сохранилась у него до конца его дней); мог оценить ядреную солдатскую шутку, но не любил пошлости. Он был прост, но никогда не допускал панибратского отношения и никогда не путал доверительность с фамильярностью. Все эти оттенки человеческих взаимоотношений он чувствовал естественным, природным своим чутьем, которое может быть только в человеке со здоровой нравственной основой. И потому его командирский и человеческий авторитет был непререкаем, уважение к нему было непоколебимым, как бы строг или крут он порой ни был».