Читать «Алые росы» онлайн - страница 256

Владислав Михайлович Ляхницкий

13.

— Эй, коммунары, — раздался голос с дороги. — Егорша, иди-ка сюда.

И когда Егор подошел, мужик зашептал ему на ухо:

— Слышь, я в уезде был. Там на базаре шептались, будто в губернии новая власть. Комиссаров, слышь, кого застрелили….

— Ерунда. За нас девяносто процентов народа, — успокоил Кондратий Григорьевич. — Возьми, к примеру, свое Рогачево. Кто может восстать? Кузьма, Устин, Симеон и еще два-три кулака. Немцы захватили Украину, японцы и американцы захватили Владивосток, англичане — Мурманск. Но до Сибири нм далеко. Не хватит сил, чтоб пройти всю Россию. Решительно чушь. Но… раз слух такой есть, надо поставить в известность Вавилу.

14.

К Рогачево Ксюша подходила под вечер. На главной улице, у лавки Кузьмы Ивановича, стоял Ванюшка, машинально растягивал меха гармошки и вслух читал объявление:

— Состоится суд над Ксенией Рогачевой…

Ксюша встала у него за спиной. Тоже прочла объявление, и холодок опахнул ее.

— Все! Конец!

Протянув руку, с силой сжала пальцы Ванюшки и заглянула ему в лицо.

Как изменился Ванюшка с последней встречи! Похудел, почернел. Надо запомнить его лицо, унести в памяти: нос немного широкий и вздернутый, пухлые губы, пепел глаз.

— Ненаглядный, — шепнула Ксюша.

А может быть, не шептала? Может быть, только в душе прозвучал этот шепот, яо Ванюшка вроде услышал и отшатнулся.

— Ты?! — прищуренные глаза его загорелись злобой. Опасаясь удара, как при первой встрече, Ксюша крепко сжала запястье Ванюшкиной руки.

— Мне надо с тобой поговорить.

Боль уязвленной гордости резанула Ванюшку.

— Приползла… подзаборная… Прочь, потаскуха! — площадное слово ударило Ксюшу.

Уносить такое в тюрьму? Бежать от Ванюшки? Обидеться?

— Вечером, — твердо сказала Ксюша, — в Сухом логу, на девичьем покосе… Я тебе все расскажу. Все, как есть! — и быстро ушла.

Обида, ревность, ненависть, любовь, сколько в вас слепоты, безрассудности и пристрастия.

Ванюшка быстро шел по селу. Впереди покосившееся оконце приземистой, почерневшей избы. Проходя мимо него, Ванюшка обычно трогал лады гармошки и сворачивал в переулок, к реке. Не успевал дойти до берега, как слышал торопливые шаги за спиной, и шею его обвивали руки Марфуши.

— Родненький мой… Ванюша… Соколик…

Сегодня Ванюшка даже не коснулся ладов висевшей на плече гармошки, а вышел на реку один.

Эх, Марфуша, Марфуша! В ночной тишине Ванюшка много раз называл тебя дорогой и любимой. И верил себе. Ему и вправду казалось в тот миг, что губы твои самые сладкие в мире, голос твой самый ласковый.

— Хорошо, когда девки не гордые, а с понятием, — говорил он тебе потом. — Не терплю недотрог. Пусть сидят томятся, а нам будет чем жизнь помянуть. Погуляет девка с парнем — лишь мягче станет. Эх, Марфуша, сладка ты, прямо сказать не могу…

Задыхаясь от поцелуев Ванюшки, Марфуша выговаривала заветную думку:

— Ванечка, сватов сулил мне…

— Непременно, на этих днях… М-м-м… — и продолжал говорить Марфуше, как хорошо, когда девки не гордые, когда девки не заставляют томиться.